Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

С противоположного берега реки Сайгон доносились залпы орудий, ровнявших с землей – как надеялись ведущие огонь – укрепления вьетконговцев. Но в маленькой квартире на улице Нгуен Кон Трю воздух дрогнул и наполнился мерцанием, похожим на северное сияние.

И квартира исчезла. Он стоял на полу из полированных досок, внутри Соломоновой пентаграммы, но полированное дерево обрывалось сразу за линиями, начертанными высохшей кровью Сири. А за их пределами лежали руины разрушенного храма. Вкруг Криса громоздились в беспорядке огромные серые камни со следами стальных зубьев, которыми отсекали их от скалы. А из теней к нему направлялось что-то.

Оно горбилось и волочило руки по земле. Когда оно ступило в круг света от свечей, уКриса засосало под ложечкой. Он судорожно стискивал в руке бумажку с заклинанием Сири, словно она могла его спасти.

Сургат явился и стал, почти касаясь кончиком козлиного копыта крови Сири. От него разило тем, где он был и чем занимался, когда заклинание оторвало его от трапезы. Крис стоял, едва не лишаясь чувств и стараясь не дышать глубоко из-за вони, которую принес с собой Сургат из своего чертога.

Голова у демона постоянно менялась. Из жабьей она сделалась козлиной, потом вытянулась ниткой червяка, зачернела пауком, потом стала песьей, обезьяньей, человечьей и, наконец, головой твари, которой нет названия.

–Отвори замок шкатулки!– крикнул Крис. Ему пришлось кричать: рев ветра заглушал слова, сводил с ума.

Сургат лягнул бахут ногой. Как и наказала Сири, Крис оставил шкатулку вне пентаграммы. Сургат лягнул ее еще раз. На деревянной поверхности шкатулки не осталось и следа, но на каменном полу храма, там, куда ступала нога демона, дымились обугленные следы копыт.

–Отвори замок!

Сургат подался вперед и завизжал. Слов, которые потоком полились из его пасти, Крис не понимал, да и разобрать их вряд ли кто мог: они исходили из горла, ничуть не напоминающего человеческое. Если бы гиене дали возможность говорить человеческим языком, она и то вещала бы не так гортанно, не так безумно, не так устрашающе.

Сири сказала, что демон может артачиться, но в конце концов выполнит то, что велено. У него просто не будет выбора. Не настолько уж он важный и могущественный. Вспомнив это заверение и бросив еще один взгляд на того, кто стоял сейчас перед ним, Крис содрогнулся при мысли о том, каковы же тогда повелители Сургата.

–А ну открой замок, уродливый ты сукин сын, чтоб тебя! Открывай сейчас же!

Сургат изрыгнул поток извивающихся червей, отлетевших от невидимой стены пентаграммы. Он пробормотал еще несколько слов и протянул похожую на клешню руку, замершую у этой невидимой стены. Он хотел чего-то.

Тут Крис вспомнил про волос с головы Сири. «Он захочет лисью шерстинку»,– говорила она.– «Забудь. Он попытается получить волос с твоей головы. Что бы ты ни делал, не позволяй ему получить этого. В каждом твоем волоске – весь ты; из одного волоска можно воссоздать тебя целиком, и тогда он тобою завладеет. Отдай ему мой».

Он протянул демону длинную прядь волос.

Сургат завизжал и отказался брать ее. Крис протянул ее через невидимую стенку. Сургат ткнул пальцем в сторону его головы, а потом с визгом принялся отрывать от себя куски плоти и швырять их на каменные обломки. Те шлепались о камень с отвратительным хлюпаньем. Крис не пошевелился. Он так и продолжал протягивать прядь волос Сири.

Сургат визжал, корчился и рвал себя в клочки.

–Бери, сукин сын!– вскричал Крис.– Бери и будь проклят – она умерла, чтобы отдать это тебе, ты, куча дерьма! Бери или не получишь вообще ничего! Ничто не стоит такого, даже то, что она искала всю жизнь! Бери, говнюк чертов! Бери или убирайся, откуда пришел!

И тут речь Сургата вдруг сделалась вполне человеческой. Тембр голоса изменился. Он заговорил на языке, которого Крис не знал – да и не мог знать, поскольку говорили на нем за тысячу лет до рождения Христа: Сургат говорил по-халдейски.

И, произнеся эти слова – а значит, согласившись покориться под угрозой быть изгнанным без надлежащего разрешения уйти, под угрозой навеки застрять здесь, между мирами, среди каменных руин, под угрозой навлечь на себя гнев Асмодея иВельзевула – демон протянул свое щупальце и взял прядь волос Сири. Прядь вспыхнула, пламя взметнулось вверх, к потолку полуразрушенного храма, Сургат направил его язык на шкатулку… пламя лизнуло деревянную поверхность… и шкатулка открылась.

Крис торопливо дочитал оставшуюся часть текста на бумажке:

–О дух Сургат! Поелику ты надлежащим образом исполнил мою просьбу, я дарую тебе позволение удалиться, не причиняя ущерба ни человеку, ни зверю. Ступай, говорю тебе, и будь готов воротиться, буде я должным образом призову тебя священными словами заклинания. Заклинаю тебя удалиться мирно и спокойно, и да будет мир между мной и тобой. Аминь.

И Сургат в упор посмотрел на него сквозь невидимую стену и произнес на совершенно чистом английском:

–Я не уйду с пустыми руками.

С этими словами демон отступил в тень, все вокруг вновь замерцало северным сиянием, а потом он снова оказался у себя в квартире. Даже так он выждал час, прежде чем выйти из магического круга.

И обнаружил, что, как и обещала Сири, все на свете имеет свою цену. Сургат не ушел с пустыми руками.

Тело его возлюбленной исчезло. Он не мог смотреть на то, что лежало теперь на его месте.

Он плакал и надеялся, что это был обмен. Что то, что расползлось по дивану – не Сири.

В бахуте же лежало гораздо больше, чем можно было бы предположить по его внешним размерам. В нем обнаружились книги заклинаний и тетради с записями Сири. В нем лежали талисманы и рунические символы на камне, дереве и серебре. В нем лежали пузырьки с порошками, и волосами, и птичьими лапками, и клочками ткани – все до одного с аккуратно надписанными ярлыками. В нем лежали амулеты, и карты, и указания – все, что требовалось для поисков истинной любви.

И еще там лежали воспоминания Сири о том, что случилось, когда она призвала духа, которого назвала «самым омерзительным, самым злобным из десяти Сефиротов, гадким Адрамелехом». Он читал толстые тетради до рези в глазах, а когда выпустил их из рук, бумага промокла от пота. Его трясло, в комнате все еще стояла вонь от трапезы Сургата, и он понимал, что не найдет в себе сил призвать самых могущественных обитателей Ада.

Он прочитал все до последнего слова на всех до единой страницах, что исписала Сири, и дал себе безмолвную клятву, что продолжит ее поиски с того места, где прекратила их она. Но к ее информатору он обратиться не мог. Его помощь стоила слишком дорого, и она сама не могла продолжать ею пользоваться. Слишком высока была цена.

Однако теперь у него имелись подсказки того, как искать след артефакта, истинной любви. И он взял бахут, и вышел из квартиры на улице Нгуен Кон Трю, чтобы больше туда не возвращаться. Денег на продолжение поисков у него хватало, и он собирался делать это, не прибегая к помощи тварей, волочивших длинные, гибкие руки по пыли храмовых развалин.