Черное пламя Раграна - Марина Эльденберт

— Скажи, что тебе нравится, Авро-р-ра, — донеслось глухое, рычащее.

Безумие. Настоящее безумие! Но какое же сладкое!

— Мне… нравится, — прошептала я, совершенно искренне. Так неожиданно низко, собственный голос словно опустился сразу на несколько октав, и от этого меня повело еще сильнее. От этого, или от того, что повело его? Я услышала хриплый выдох, который словно ретранслятор отозвался во мне, заставляя выгнуться всем телом в поисках продолжения.

Которое не заставило себя ждать: очередное прикосновение губ к обнаженной коже прокатилось сладким дурманящим пламенем по всему телу, а дальше… Я словно упала в костер, в котором плавилась, сгорала и возрождалась, раз за разом. От яростных ласк, череды прикосновений губ, языка и укусов, пометивших, кажется, каждую клеточку моего тела, до нежных, невесомых и остужающих, от которых я сходила с ума не меньше. Я даже запрокинула голову, чтобы увидеть хоть что-то, но увидела только его пальцы, сжимающие мои запястья.

И это — когда браслет его ладони разомкнулся, и я почувствовала свободу. На миг, потому что в следующий момент с меня сдернули джинсы, и поцелуи жидким пламенем стекли ниже. Задохнувшись от первых безумно-острых ощущений, кажется, я снова всхлипнула.

Теперь над моими руками, которые я видела в коконе задранного свитера, маячили перевернутые бокалы, плавающие туда-сюда, тающие в зыбком раскаленном мареве, от которого мое тело превратилось в натянутую струну. Надорванный растянутый провод, по которому бежал высоковольтный ток чистого огненного наслаждения, а потом…

Его ладони легли на мои бедра, хотя я все равно не смогла бы их ни развести ни сдвинуть, как ни старайся — джинсы сковывали движения. Мои, но не его: и ритм его сумасшедших ласк — губами и языком, замедлился, а потом ускорился так, что мне не хватало вдохов, выдохов и стонов, чтобы собрать себя из этого костра сладких, идущих по нарастающей, спазмов. Миг, когда внутри все сладко сжалось, а потом пульсацией ударило по натянутому струной телу, расходясь волнами дрожи, заставляя выгнуться и закричать, оборвался короткой темнотой перед глазами.

Когда я пришла в себя, на фоне бокалов и моих рук еще и сверкали, осыпаясь, как черные звезды, искорки пламени.

Безумный сон, подумалось мне. Пожалуй, самый безумный изо всех, что мне снился…

Я сладко потянулась, выдыхая оставшийся в груди довольный низкий стон, похожий на рычание. Заворочалась, выпутываясь из свитера. А в следующее мгновение осознала, что это не сон.

Вот же…

Я захотела запутаться в свитер снова. Потому что то, что только что произошло, не просто напоминало безумие, оно им и было. Да что там, я до сих пор лежала распластанная на столе, мрамор холодил кожу, а воздух — бедра, и то, что я чувствовала минуту назад… То, что произошло между ним и мной…

Ой.

Я подавила желание прижать ладони к щекам и куда-нибудь уползти, а ведь еще надо было подняться и посмотреть ему в глаза. Вот только подняться я не успела, потому что меня вздернули за плечи, вглядываясь в мое лицо. Я никогда не видела Вайдхэна настолько встревоженным. Отмороженным — видела, замкнутым, каким угодно, но только не таким.

— Аврора, как ты себя чувствуешь?

Это вот прям самое то, что стоило спросить после… Я вдруг поняла, что давно не чувствовала себя так хорошо. Кажется, во мне было столько сил, что я могла бы взлететь, если моя грудь и вздымалась чересчур высоко, то точно не от того, что мне не хватало дыхания. Просто при взгляде в темные глаза, с располосованной вертикальным зрачком и окруженной черными искрами радужкой, по телу снова потекло томительное сладкое напряжение.

Я даже почувствовала, что вот-вот завирчу, как виари в период гона, и резко отшатнулась.

Вопреки всякой логике.

— Прости. Мне правда пора.

Это тоже не то, что стоило сказать после, но раз уж у нас и так был странный разговор… и не только, ничего страшного. Наверное, ничего страшного.

— Нет. Ты никуда не пойдешь.

Что?!

Он глубоко вздохнул, как-то рвано, после чего оперся ладонями по обе стороны от меня. Да, так мне действительно проблематично будет куда-то идти, не говоря уже о том, что свитер у меня до сих пор набекрень, а джинсы сползли и болтаются на коленях.

— Ты не спросила о том, что значит: «Я тебя почувствовал». Это нечто более серьезное, чем я когда-либо мог себе представить, Аврора. Я чувствовал тебя на расстоянии все эти два месяца. Любую твою легкую радость или грусть. Такого быть не должно.

Ага.

— Но оно есть. Драконы, что я несу… — Не меняя позы, он опустил голову, и я бы сказала, уткнулся взглядом куда-то в район моих сдвинутых в сторону трусиков. Нет, это выше моих сил!

Лар!

Лар же здесь!

Щеки по ощущениям стали цвета раскаленного металла.

— Пожалуйста. Дай мне одеться, — попросила я.

Он отодвинулся — правда, ровно настолько, чтобы не касаться моих колен, а потом легко ссадил с высокой столешницы. Я быстренько натянула джинсы, поправила свитер. Даже волосы пригладила на всякий, но по ощущениям вид у меня все равно был как у шальной виари. В период гона, да.

Губы пылали, грудь стала тяжелой, тело до сих пор помнило пережитое удовольствие и явно стремилось его повторить. Потому что меня тянуло к этому мужчине со всевозрастающей силой. Понимаю, физиология физиологией, но это просто умопомрачение какое-то! И что мне с этим делать?

— Мне нужно домой, — нашла я единственный выход. — Лар переволновался, я тоже, его нужно уложить спать. Лучше, если это будет в знакомой обстановке, а не здесь. Ты сам это понимаешь. Ты же это понимаешь, правда?

У меня определенно поехала крыша! Я говорю с Вайдхэном о своем сыне так легко, будто знаю его тысячу лет. Да если уж быть откровенной, я и кое-что другое сделала легко, как будто знала его тысячу лет. Но дело в том, что я его вовсе не знаю, а если быть точной, знаю, что он — политик! Правящий. И если меня сейчас так на нем переклинило, то что будет потом?

Нет.

Нет, Аврора. Никаких «потом».

Вайдхэн продолжал вглядываться в мое лицо, правда уже не так, как пару минут назад, когда интересовался как я себя чувствую — видимо, по старой памяти кардиохирурга — не заработала ли я сердечный приступ в процессе получения наслаждения. Брови больше не сходились на переносице, взгляд снова стал резким и непроницаемым, и я уже ждала категоричного «нет», готовилась к очередному противостоянию, когда он произнес:

— Ты права.

Так. Почему мне слышится в этом подвох?

— Сегодня вам лучше поехать домой. Тебя проводят, оградят от прессы и помогут собраться.

— То есть? — я даже забыла, что собиралась перед этим сказать.

— Завтра вы переедете ко мне.

— Вы издеваетесь?