Охотницы - Элизабет Мэй

— Тебе нельзя сейчас приближаться ко мне, — говорю я ему. — Кажется, я очарована.

И почему я это говорю? У меня что, остатки мозгов отказали?

Он смотрит на меня в упор.

— Нет, не очарована.

— Да, и еще как.

Взгляд Киарана темнеет и мерцает, когда он наклоняется ко мне.

— Ты считаешь, что именно так называются твои чувства? Очарованность фейри? — Его губы касаются моей щеки, и у меня прерывается дыхание. — Ты жаждешь меня, Кэм? — шепчет он. — Ты болезненно хочешь меня?

Я дрожу. И едва не хватаюсь за его рубашку, чтобы прижаться губами к его рту и проверить, ответит ли он на мой поцелуй.

«Нет! — говорю я себе. — Это было бы жуткой ошибкой».

Я отстраняюсь, насколько позволяют все еще обнимающие меня руки.

— Ты пытаешься сделать все еще хуже?

— Лихорадка могла ослабить твои барьеры, но ты не очарована, — говорит он. — Будь это так, тебе бы просто не хватило ни сил, ни мыслей на такие вопросы.

— Тогда почему я себя так чувствую? — шепчу я, обращаясь в основном к самой себе.

С чего бы еще мне так сильно хотелось прижаться к Киарану, хотя я отлично знаю, на что он способен? Я также не должна думать о том, чтобы целовать его или прикасаться к нему. Мне нужно позаботиться о том, как надежнее оградить себя от него.

— Ты уверен, что ничего со мной случайно не сделал? Как с Кэтрин?

— Ты Охотница. Мне пришлось бы силой удерживать тебя под своим влиянием. — Он смотрит на меня сверху вниз непроницаемым, как всегда, взглядом. — А это грань, которую я не осмелился бы перейти с тобой.

— Ты замораживал меня раньше, — напоминаю я.

— Я лишь не позволял тебе двигаться, — мягко отвечает он. — Ты все время сопротивлялась этому. Те, кто очарован нами, не сопротивляются, Кэм. Не отбиваются. Они пресмыкаются и молят о нашем прикосновении. Оно разрушает их, а они жаждут этого разрушения. — Его глаза такие темные, такие пронзительные. — Когда sithichean решает очаровать человека, этого невозможно избежать. И нельзя избавиться. Никогда.

Мое дыхание замирает.

— Ты раньше делал подобное с кем-то?

— У меня не самое чистое прошлое, Кэм. Но я не давал тебе повода заподозрить меня в подобном.

Киаран подхватывает меня раньше, чем я успеваю запротестовать. В отличие от объятий Гэвина, желание отбиваться покидает мое тело, и я бессильно обвисаю у него на руках, замерзая и стремясь согреться. Не только его теплом, которое может просочиться сквозь мою заледеневшую кожу. К черту все! В этот момент мне хочется прекратить думать о том, что я должна действовать, что мне необходимо притворяться сильной, как я всегда перед ним притворяюсь. Сейчас я мечтаю лишь об одном — снова согреться.

А потому я кладу голову Киарану на плечо и касаюсь пальцами его ключицы. Вот оно. Намек на тепло под моей онемевшей, бесчувственной кожей. Я вздыхаю.

— Лучше? — спрашивает он.

Я поднимаю на него взгляд. Я словно в летаргии, будто приняла огромную дозу настойки опия. Глубоко вздохнув, я шепчу:

— Могу я тебе кое-что сказать?

Киаран перекладывает меня на руках, привлекая ближе к себе. Похоже, он не уверен, что со мной делать.

— Хорошо, говори.

Я прижимаюсь щекой к его рубашке из грубой ткани. Мое чувство приличия уже потеряно. Согреться, мне нужно согреться, почувствовать хоть что-то в охватившем меня онемении.

— Иногда я почти забываю, что ты фейри.

— Правда?

Он кажется действительно заинтересованным, даже слегка удивленным.

— Айе. — Я закрываю глаза. — Когда ты решаешь быть добрым. Когда говоришь, что никогда бы меня не очаровал.

— А что насчет всего остального?

— Оно напоминает мне, почему я не могу позволить себе забывчивости.

Он осторожно опускает меня на кровать и набрасывает стеганое покрывало мне на ноги.

— Прислушайся к собственному совету, Кэм. Ты не найдешь во мне ничего человеческого. Никогда не забывай об этом.

Даже под покрывалом холод не отпускает меня. Я дрожу на шелковых простынях. Или, по крайней мере, мне кажется, что дрожу. Мое тело пустое, онемевшее. Единственное, что удерживает меня в этом мире, — это голос Киарана, наш с ним разговор.

Я трусь щекой о подушку, пытаясь почувствовать ткань. Ничего. Существуют только мои слова.

— Мы согласны друг с другом? Редчайший случай.

Киаран подтягивает мой деревянный рабочий стул к кровати.

— Завтра мы вернемся к прежним ссорам.

— Любимое времяпрепровождение, — бормочу я. Язык кажется слишком тяжелым, чтобы слова получались внятными.

Он встречается со мной глазами, и на краткий миг я снова ощущаю ту же связь с ним. Внутреннее понимание. Схожесть, которую я не могу ни описать, ни осознать.

«Скажи мне, — думаю я. — Скажи мне что-то в ответ».

Меня тянет понять то, что Киаран предпочитал закрывать и держать вдали от всех. Те редкие проблески его души, которые показывали, как эмоции меняли его на протяжении бесконечной жизни.

Киаран отводит взгляд и тянется к чему-то у кровати. В моем поле зрения появляется коричневая кожаная сумка, из которой он вынимает три маленькие бутылочки, нить и изогнутую иглу.

Я напрягаюсь.

— Что это?

— Мне нужно наложить тебе швы, — говорит он так, словно это очевидно.

Мои глаза расширяются.

— Ты с ума сошел? В гардеробной есть швейный материал, который подойдет куда больше и причинит меньше боли, чем то, что ты тут вытащил. Убери это!

Киаран терпеливо смотрит на меня.

— Либо это, либо умрешь. Тебе решать.

Полагаю, Киаран не стал бы зашивать меня вручную без крайней в том необходимости. Он счел бы подобное пустой тратой времени.

— Хорошо, — бормочу я. — Что во флаконах?

Он открывает одну из бутылочек и протягивает мне.

— Выпей эту.

Внутри плещется молочно-голубая жидкость, в которой плавает нечто, похожее на осколки стекла. Он же не собирается поить меня битым стеклом?

— Я пожалею о том, что выпила ее содержимое?

— Нет. Но, предполагаю, ты все равно обзовешь меня всеми бранными словами, которые сможешь придумать.

Он вкладывает бутылочку в мою руку.

— Не нравится мне, как это звучит. — Я нюхаю флакон и морщу нос от едкого запаха, что обжигает ноздри. Подобное можно было бы ожидать от моего химического набора. — Фу! Что это? Пахнет ужасно.

— Однажды я знал человеческую девушку. Она была упряма, как ты. Отказалась выпить пустячное содержимое бутылки, как ты… — Он сделал паузу, подчеркивая драматичный эффект. — И умерла ужасной, болезненной смертью — поистине мучительной! — поскольку не послушалась моего совета.