Лик Марса - Йен Дуглас

— При некотором везении, — ответил он, — мы будем на месте примерно через неделю. Однако, поскольку марш будет проходить в экстремальных условиях, по незнакомой местности, я бы сказал: две недели или даже больше.

— Майор! Вы, должно быть, шутите, — сказал Вандемеер.

— Вам двоим, — обратился Гарроуэй к остающимся, — здесь ничто не угрожает. Солдаты ООН, охранявшие нас, должны были довольно часто выходить на связь со своим командованием. Сегодня вечером они на связь не выйдут, и тогда сюда пришлют кого-нибудь проверить, что произошло. Им вы сможете, ничуть не кривя душой, сказать, что с самого начала не желали участвовать в нашем плане.

— Но мы скажем им, куда вы направляетесь!

— Пожалуйста. Это они и без вас поймут, как только узнают, что мы ушли. — Гарроуэй улыбнулся. — Даже если будут гнаться за нами по нашим следам до самой базы… что ж, в этой пустыне всем места хватит!

— Черт побери, майор, — заговорил Кеттеринг, — ведь из-за этого может начаться война!

— Война уже началась, доктор, и начали ее не мы, а они. — Гарроуэй кивнул в сторону шлюза, возле которого лежали на ледяном песке тела погибших. — Мы же, напротив, хотим ее закончить!

Понедельник, 28 мая;

07:05 по времени гринвичского меридиана.

Рейс 81 компании «ПРА»;

60 000 футов над Тихим океаном;

16:05 по токийскому времени.

Согласно данным с дисплея, вмонтированного в спинку кресла, стоявшего впереди, транспорт «Амагири», принадлежавший компании «Пасифик Рим Эрлайнс», набрал максимальную высоту. В углу дисплея демонстрировался отсчет: 30… 29… 28…

Кэтлин еще раз проверила ремни безопасности и крепко вцепилась в подлокотники — не от страха, нет, от восторга. До этого она никогда не летала суборбитальными рейсами, а «Локхид Баллистик 2020», известный летающим на подобных самолетах бизнесменам как «Янки Буллет», вот-вот должен был стартовать с «Амагири» и устремиться в космос.

Космос! То, что сейчас она окажется в космосе, приводило ее в восторг даже больше, чем она ожидала. «Стар Рэйкеры», совершавшие межконтинентальные рейсы, обычно шли на высоте от ста до ста пятидесяти тысяч футов, а суборбитальные на самом деле пересекали установленную границу космического пространства — двести шестьдесят четыре тысячи футов, или, иначе, пятьдесят миль. Те, кто хоть однажды пересекал эту границу, имели право носить «крылышки» астронавта; ПРА, как было известно Кэтлин, раздавали их в качестве рекламных сувениров всем пассажирам своих суб-О. Да, они и не то могут себе позволить… Кэтлин вздрогнула, представив, какой счет выставит ей «Америкэн Экспресс» в будущем месяце. Однако — дело того стоило!

Отсчет дошел до нуля, и на целых несколько секунд — драгоценных секунд! — Кэтлин оказалась в состоянии невесомости. Дельтаобразный суб-О отделился от огромного двухфюзеляжного носителя «Амагири».

Реактивное ускорение оказалось неожиданно мягким и плавно нарастало до тех пор, пока Кэтлин не почувствовала, что крепко прижата к спинке кресла. Какой полет! Ей вспомнилось отцовское описание того, что он испытал на старте шаттла, который должен был доставить их на орбиту, в прошлом году. «Будто крепкий пинок под зад», — говорил он…

«Папка, теперь я знаю, что ты чувствовал!»

Ускорение нарастало долго — Кэтлин даже подумалось, что пилот, возможно, в чем-то ошибся и сейчас выведет самолет на орбиту. Однако с какого-то момента она начала чувствовать себя все легче и легче, и… И — ничего. Двигатели выключились, и она оказалась в невесомости. Дисплей в спинке переднего кресла показывал высоту полета и в милях, и в километрах. Самолет уже поднялся на сорок миль и продолжал идти вверх.

Кэтлин была рада, что пристегнута к креслу ремнями, — хотя, наверное, забавно было бы полетать по салону. Но поблизости раздались недвусмысленные звуки — кого-то по ту сторону прохода начало тошнить, и она с тревогой пощупала тридемериновый пластырь на своем предплечье. Такие пластыри, против укачивания, стюардессы «Пасифик Рим» раздавали всем пассажирам, требуя от каждого отказавшегося оставить отпечаток большого пальца на специальном документе об отказе. Очевидно, один из ее соседей воспользовался правом отказа — и теперь вовсю пользовался предоставляемыми компанией гигиеническими пакетами.

Пятьдесят миль… Пятьдесят одна! Она — в космосе! В пассажирском салоне суб-О не было иллюминаторов, но экран в передней части салона демонстрировал вид с носовой камеры самолета. Черное небо вверху, черная земля внизу, а посредине — сверкающее, выгнутое дугой голубое сияние! «Буллет» миновал терминатор и ворвался в ночь. Кэтлин улыбнулась: ведь это она, а не Юкио, первой пересекла пятидесятимильную границу! Вот бы завидовал, если бы узнал!

Ничего, ему было бы полезно…

Теперь — дядя Уолт. Ей не хотелось полагаться на японские электронные сети, чтобы звонок не был перехвачен. Однако «Буллет» имел прямой канал на спутник связи, и этот канал должен быть недоступен для прослушивания. Сверившись с «манжетой», она быстро подсчитала в уме. Разница во времени — восемь часов, значит, в Кэмп-Пендлтоне сейчас первый час ночи. Не хотелось бы его будить… однако задерживать у себя отцовское письмо еще на восемь или девять часов Кэтлин не хотелось совсем. Подключив «манжету» к дисплею в спинке переднего кресла, она набрала домашний номер дяди Уолта. Все в порядке! Он дома, на связи. Кэтлин отправила запрос на разговор, и через несколько секунд на экране появилось встревоженное лицо (надо же, дядя Уолт лысеет! ) одного из самых давних ее друзей.

Увидев Кэтлин, полковник Фокс расплылся в широчайшей улыбке:

— Кэтлин! Очень рад тебя видеть! Что делаешь? Как ты? Где ты?

— На последний вопрос легче всего ответить, дядя Уолт, — сказала она, улыбаясь в ответ. — Я сейчас примерно в пятидесяти пяти милях над поверхностью Тихого океана.

Дядя Уолт присвистнул:

— Высоко летаешь, Тикушка! — То была его собственная версия японского прозвища Кэтлин. — Что, по-другому было никак? Эти суборбитальники недешево стоят…

— Мне… нужно было как можно скорее вернуться. Слушай, дядя Уолт, — быстро, предупреждая возможные расспросы, заговорила она. — У меня к тебе письмо от… нашего общего друга. Хотелось бы передать прямо сейчас.

Кивнув, дядя Уолт молчал все время, пока письмо шло с «манжеты» Кэтлин, через бортовой ретранслятор на спутник связи, висящий на геостационарной орбите, оттуда — на центральную станцию Кэмп-Пендлтона и, наконец, на «манжету» адресата. Взглянув на экран, дядя Уолт поднял бровь и еще некоторое время помолчал, изучая письмо.

— Наш… общий друг передал это тебе открытым текстом? — спросил он наконец.

Кэтлин покачала головой:

— Нет.

Уолтер Фокс отлично знал о пристрастии Гарроуэев к шифрам, и вдаваться в подробности, особенно беседуя по каналу, безопасность которого она не могла проверить, слава богу, не было нужды. Конечно, может быть, у нее развивается мания преследования: в Японии за нею вроде бы никто не следил. Однако, если у тебя в самом деле — мания преследования, эго еще не означает, что до тебя действительно никому нет дела.