Капитал. Полная квинтэссенция 3-х томов - Юлиан Борхардт

Когда на место независимых уеоmеn’ов стали tenants-at-will, мелкие фермеры, арендовавшие землю погодно, толпа людей, рабски приниженных, всецело зависящих от произвола лендлорда, то систематическое расхищение общинных земель наряду с грабежом государственных имуществ особенно помогло образованию тех крупных ферм, которые в XVIII в. назывались «капитальными фермами» или «купеческими фермами»; эти же причины способствовали превращению сельского населения в пролетариат, его «освобождению» для промышленности.

В XIX в. исчезло, конечно, и само воспоминание о связи между земледельцем и общинной собственностью. Не говоря уже о позднейшем времени, получило ли сельское население хоть копейку вознаграждения за те 3½ миллиона акров общинной земли, которые были у него отняты между 1801 и 1830 гг. и подарены лендлордам парламентом, состоящим из лендлордов?

Наконец, последний крупный процесс экспроприации земли у земледельцев известен под названием «Clearing of Estates» («очистка имений» – в действительности очистка их от людей). Очистка представляет кульминационный пункт всех рассмотренных выше английских методов экспроприации. Что такое «Clearing of Estates» в собственном смысле этого слова, мы можем узнать, лишь обратившись к горной Шотландии, этой обетованной земле современных романов.

Кельты горной Шотландии состояли из кланов, каждый из которых был собственником занятой им земли. Представитель клана, глава его, или «большой человек», был лишь номинальным собственником этой земли, совершенно так же, как английская королева является номинальной собственницей всей национальной территории. Когда английскому правительству удалось подавить внутренние войны между этими «большими людьми» и их постоянные набеги на жителей равнинной Шотландии, тогда главы кланов отнюдь не отказались от своего старого разбойничьего ремесла; только форма последнего изменилась. Собственной своей властью они превратили свое номинальное право собственности на землю в реальное право частной собственности, и так как они наткнулись на сопротивление со стороны рядовых членов, то решили сгонять их с земли путем открытого насилия. Когда в XVIII в. гэлов начали сгонять с земли, им в то же время воспрещалась эмиграция, так как хотели насильно загнать их в Глазго и другие фабричные города.

Как пример метода, господствующего в XIX столетии, мы приведем здесь «очистки», произведенные герцогиней Сутерланд. Как только бразды правления попали в руки этой особы, весьма просвещенной в области политической экономии, она решила немедленно же приступить к радикальному экономическому лечению и превратить в пастбище все графство, население которого прежними мероприятиями аналогичного характера уже было низведено до 15 000 человек. С 1814 по 1820 г. эти 15 000 жителей – около 3000 семейств – систематически изгонялись и искоренялись. Все их деревни были разрушены и сожжены, все поля обращены в пастбища. Британские солдаты были посланы для экзекуции, и дело доходило у них до настоящих битв с местными жителями. Одну старуху сожгли в ее собственной избе, так как она отказалась ее покинуть. Таким путем эта дама присвоила себе 794 000 акров земли, с незапамятных времен принадлежавшей клану. Изгнанным жителям она отвела на берегу моря около 6000 акров земли, по 2 акра на семейство. Эти 6000 акров представляли пустырь и не приносили собственникам никакого дохода. Герцогиня обнаружила столь высокое благородство чувств, что сдала землю в переднем по 2 шилл. 6 пенсов за акр тем самым членам клана, которые в течение столетий проливали кровь за ее род. Всю награбленную у клана землю она разделила на 29 крупных ферм, предназначенных для овцеводства, причем в каждой ферме жила одна-единственная семья, большею частью английские арендаторы-батраки. В 1825 г. 15 000 гэлов уже были замещены 131 000 овец. Часть аборигенов, изгнанных на морской берег, пыталась прокормиться рыболовством.

Но бравых гэлов ждало новое и еще более тяжелое испытание за их горно-романтическое преклонение перед «большими людьми» клана. Запах рыбы бросился в нос «большим людям». Они пронюхали в нем нечто прибыльное и сдали морское побережье в аренду крупным лондонским рыботорговцам. Гэлы были изгнаны вторично.

Но в конце концов и часть пастбищ для овец, в свою очередь, превращается в охотничьи парки. Как известно, в Англии нет настоящих лесов. Дичь, обитающая в парках аристократов, есть конституционное домашнее животное, она жирна, как лондонские олдермены (члены городского совета). Потому Шотландия представляет последнее убежище этой «благородной страсти».

«В горных областях, – пишет Сомерс в 1848 г., – площадь, занятая лесом, значительно расширилась. Превращение земли в пастбища для овец… выгнало гэлов на менее плодородные земли. Теперь красная дичь начинает вытеснять овец, что повергает гэлов в еще более безвыходную нищету… Охотничий парк[38] и народ не могут ужиться вместе. Тот или другой должны очистить место. Если в ближайшую четверть века места для охоты будут численно и по своим размерам возрастать в такой же степени, как они возрастали в прошлую четверть века, то ни одного гэла не останется более на родной земле. Это движение среди землевладельцев горных местностей отчасти вызвано модой, аристократической причудой, страстью к охоте и т. п., отчасти же они ведут торговлю дичью, имея в виду исключительно выгоду. Ибо фактически участок горной земли, отведенный для охоты, оказывается во многих случаях несравненно более доходным, чем тот же участок, превращенный в пастбище для овец… Любитель, ищущий места для охоты, готов предложить такую цену, какую только позволяют размеры его кошелька… Бедствия, постигшие горную Шотландию, не менее ужасны, чем те, которые постигли Англию благодаря политике норманнских королей. Дичь получила больше простора, но зато людей скучивают в пределах все более и более тесных… У народа отнимают одну вольность за другой… И гнет ежедневно возрастает. Очистка и изгнание населения практикуются собственниками как твердо установленный принцип и как чисто техническая земледельческая мера; подобно тому как на девственных землях Америки и Австралии сводятся деревья и кусты, так тут поступают с людьми, совершая эту операцию спокойным деловым образом».

Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинных имуществ, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность, осуществленное узурпаторами с беспощадным терроризмом, – таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления. Таким путем удалось завоевать поле для капиталистического землевладения, отдать землю во власть капитала и создать для городской промышленности необходимый приток поставленного вне закона пролетариата.

Законы с целью понижения заработной платы

Люди, выгнанные вследствие распущения феодальных дружин и оторванные от земли насильственной экспроприацией, эти объявленные вне закона пролетарии, поглощались развивающейся мануфактурой далеко не с такой быстротой, с какой они появлялись на свет. С другой стороны, люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи, не могли столь же внезапно освоиться с дисциплиной новой своей обстановки. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг. Поэтому в конце XV и в течение всего XVI в. во всех странах Западной Европы издаются кровавые законы против бродяжничества. Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их насильственно превратили в бродяг и пауперов. Законодательство рассматривало их как «добровольных» преступников, исходя из того предположения, что при желании они могли бы продолжать трудиться при старых, уже не существующих условиях.