Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 1 - Ольга Баскова

— Что это такое?! — взбешённый Людовик XVI ходил по кабинету, держа в руке книгу, которая ещё пахла типографской краской. — Что это такое, я вас спрашиваю?…

Бледный де Крон стоял перед монархом навытяжку и готовился к самому плохому. Он догадывался, какой книгой король машет перед его лицом.

— Вот, полюбуйтесь! — Его величество швырнул на стол фолиант, и начальник полиции осторожно взял его. — Узнаёте?

Де Крон прочёл на обложке имя и фамилию автора: «Графиня Жанна де Ла Мотт», и всё его существо сжалось от страха. Но как это получилось? Куда делся Максим де Тран? Неужели он не выполнил приказ самого короля? Вот негодяй! Впрочем, изливая проклятия на голову неизвестно куда подевавшегося наёмного убийцы, де Крон понимал: во всём виноват только он.

Когда виконт не явился в положенное время за вознаграждением, начальник полиции не удивился. От де Трана можно было ожидать чего угодно, даже отъезда в другую страну. Авантюрист по природе, Максим вполне был способен под пытками выудить у графини, где она прячет бриллианты, благополучно присвоить их и рвануть куда-нибудь в тёплые края уже богатым человеком. Если ожерелье оказалось у него в руках, деньги короля ему были уже не нужны. Именно так и подумал де Крон, когда один из самых лучших исполнителей канул неизвестно куда.

Но чтобы он не выполнил приказания… Это просто немыслимо! Графиня должна быть мертва. Тогда почему же вышли мемуары? Вероятно, они опоздали, и де Ла Мотт успела продать их издательству. Другого объяснения начальник полиции не находил.

— Ваше величество, я в растерянности, — еле выдавил он посиневшими губами. — Мой человек не мог не исполнить приказ, тем более королевский. Де Ла Мотт мертва, я в этом даже не сомневаюсь.

— Тогда как её мемуары увидели свет? — Людовика трясло, и он нервно теребил кончики тараканьих усов.

— Возможно, мы опоздали, и графиня уже отдала рукопись в издательство, — предположил де Крон. — Она обманула госпожу де Полиньяк, которая, вернувшись сюда, сказала, что выкупила у неё мемуары. Вероятно, де Ла Мотт предусмотрительно сделала копию, которую потом продала редактору.

Король нервно заходил по кабинету.

— Что говорит ваш агент? — рявкнул он.

— Мой агент пропал, но я считал, что на это имеются достаточные причины, — задыхаясь, произнёс де Крон. — Он вполне мог выпытать, где Жанна прячет бриллианты, а потом прихватить их и бежать подальше и от Англии, и от Франции.

Его величество тяжело опустился на стул.

— Проклятье! — прошептал он и стукнул кулаком по столу. — Господин де Крон, вы сами понимаете, что я должен немедленно заключить вас в Бастилию. Но вы всегда были ревностным служакой, и я даю вам шанс исправиться. В ближайшие месяцы я должен услышать о смерти графини, а ваши люди обязаны присутствовать на её похоронах, чтобы засвидетельствовать этот факт. Если вы не выполните мои требования в течение месяца-двух, я… — Он смахнул пот батистовым платком. — Впрочем, мне нет нужды говорить вам, какое наказание за этим последует.

Де Крон от волнения оторвал пуговицу на камзоле.

— Я всё понял, ваше величество. — Он низко поклонился монарху. — Вскоре вы услышите о смерти этой женщины.

Он развернулся на каблуках и вышел. Людовик, несколько минут сидевший в оцепенении, велел пригласить Мирабо, видного политического деятеля, суждения которого очень ценил. Предвидя разговор с Мирабо, король поморщился. Он не жаловал этого человека, на которого к тому же было неприятно смотреть. Великий политик не был красавцем. Он родился с искривлённой ногой и довольно сильно прихрамывал. Лицо несчастного навсегда обезобразила оспа, которой бедолага переболел в три года. Многие, однако, находили, что безобразие лица искупалось красивыми блестящими глазами и подвижностью. Король всего этого не замечал. При виде Оноре Габриеля он чувствовал робость и с облегчением вздыхал, когда политик покидал его кабинет.

Людовик XVI всегда помнил высказывания отца Мирабо, возненавидевшего своего сына с ранних лет. «Это — чудовище в физическом и нравственном отношении, — писал он о десятилетнем мальчике, — все пороки соединяются в нём». Чтобы как-то обуздать строптивого ребёнка, он отправил отпрыска в военную школу, но известия о беспорядочной жизни и долгах разгневали его. Старику удалось добыть королевский указ об аресте собственного сына и запереть его в замке. Впоследствии сам Оноре Габриель признался, что этот опрометчивый шаг родителя положил начало войне между ними.

Мирабо-старший заключал своего наследника в тюрьму каждый раз при удобном случае, но в те немногие часы, которые юноша проводил на свободе, он писал философские трактаты. Сколько их, представлявших интерес для прогрессивных людей того времени, было уничтожено стариком! Даже не пытаясь вчитываться, жестокий отец бросал их в камин, объясняя своё решение тем, что мысли сына не совпадали с его собственными взглядами!

Впрочем, нельзя сказать, что Мирабо-старший не пытался примириться с отпрыском. Взгляды взглядами, но старик не мог не признать: его Оноре обладает большой умственной силой. Хоть чем-то наследник пошёл в отца. Такой человек может быть полезен. Он способен поддержать и разработать дальше его экономические теории. Папаша призвал опального сына к себе и поручил управление своими поместьями. Оноре Габриель вроде бы во всём слушался родителя, даже женился по его настоянию на богатой наследнице. Брак отказался несчастливым. Мирабо потом и сам не понимал, как за короткое время смог промотать состояние своей жены, всё до сантима, и наделать долгов на сто двадцать тысяч франков.

Разгневанный родитель пришёл в бешенство. Сын снова встал на кривую дорожку, и его следовало наказать. Мужчина отослал нерадивого отпрыска в маленький городок Манок, и ссылка действительно пошла на пользу молодому человеку. Именно там Оноре написал своё первое печатное сочинение, изобиловавшее смелыми взглядами на управление и армию. Оно показало всем, какие широкие исторические познания имеет его автор.

Казалось бы, здесь ему и остановиться, остепениться и завести полезные знакомства, но судьба распорядилась иначе. Узнав об оскорблении, нанесённом его родной сестре, Оноре Габриель, не слушая просьб отца, бежал из заточения и вызвал оскорбителя на дуэль. Все остались живы, но старик Мирабо ничего не захотел слышать о возвращении сына и потребовал его дальнейшего заключения, на этот раз в замке Иф.

Такое решение не могло вызвать в Мирабо-младшем радости. Кто хоть раз видел Иф или слышал о нём, сразу содрогался от страха. Изначально построенный на острове как неприступная крепость, которая могла бы защитить Марсель от нападений захватчиков со стороны Средиземного моря, он долгое время пугал врагов своим устрашающим видом. В конце шестнадцатого века указом короля защитное укрепление было превращено в тюрьму. Туда отправлялись не только политические заключённые, но и самые опасные преступники. По большей части они содержались в так называемой «яме» — нижних камерах замка. Там не было окон и вентиляции, камеры даже не освещались факелами. Можно себе представить, что испытывал человек, который находился в таких условиях долгие годы!