Дела житейские (сборник) - Виктор Дьяков

Впрочем, то что тащить меня нереально понимал и Мишка, а предложил … скорее всего просто для очистки совести. Он не сразу нашел слова, чтобы объяснить необходимость оставить меня.

– Володь … действительно с тобой мы далеко не уйдем. Но как только выйдем, мы сразу сообщим где ты, взрослых оповестим, поиски организуем. Ты главное не бойся. Как только темнеть начнет костер разведи, не замерзнешь и с огнем не так страшно. Спички то есть у тебя? … Может тебя даже ночью искать пойдут и костер сразу заметят. Зверей не бойся, здесь ни волков наверное уже лет тридцать как нет. А кабаны они на человека не нападут, тем более с огнем. Я вот тебе топорик свой оставлю, а дрова вот они, рядом лежат. Ветки с березы руби и подбрасывай, тебе даже вставать не надо.

Мишка указал на ту самую березу о которую я так неудачно ударился. Она по всему упала уже несколько лет назад и потому стала абсолютно сухой и должна была хорошо гореть.

– Некогда разговоры говорить, нам идти надо, а то точно всем тут ночевать придется, – уже едва не командным тоном заговорил Митька. На меня он смотрел с явным злорадством, на бессильно лежавшего на траве и падших листьях с не то вывихнутой, не то сломанной ногой.

Лешка отдал мне свой топорик и часть провизии что у него осталась. То же самое сделал Витька, хоть я и отказывался, говоря, что у меня есть немного еды. Митька, естественно ничего не дал. Он только торопил:

– Идти надо, и так сколько времени уже потеряли …

Ребята ушли, а я опершись головой о ствол сухой березы словно забылся, прикрыл глаза и пробыл в этом полузабытьи некоторое время. Очнуться меня заставил холод, который стал доставать меня снизу, от земли. День уже начал тускнеть. Потемнело не только от того что в свои права вступил вечер, но и от еще более усилившейся плотности облаков. Весь день был почти безветренным, но сейчас верхушки деревьев заколебались и потянуло сырой прохладой. И все же я успел немного отдохнуть, во всяком случае чувство усталости уже не было доминирующим, эту «позицию» все более занимал страх. Подгоняемый этим чувством я решил последовать совету Мишки и развести костер. Я попытался рубить ветки сидя, но это оказалось очень неудобно. Надо было хоть немного привстать. И тут я обнаружил что боль в ноге стала намного терпимее. Я смог встать и даже сделать несколько шагов, более того я понял что хоть и медленно но вполне могу идти. Это вселило надежду, что нога у меня не сломана и, скорее всего, даже не вывихнута. Желание жечь костер пропало, зато захотелось идти, пока еще есть достаточно времени до наступления полной темноты. Идти вслед за ребятами? … Я еще раз сверился по компасу убедился, что они пошли не на, а на восток. Сделать как советовал дед, полностью довериться компасу? Мне уже никто не мешал это сделать. И я решил по мере сил идти, ковылять на Север.

Однако это сделать оказалось не так то просто. Межа на которой я находился имела направление Запад – Восток. Пришлось идти по ней до пересечения с межой имеющей хотя бы примерное направление Север – Юг. Шел я медленно опираясь на подобранную в пути палку. Но по ходу нога моя как бы «разошлась» и я даже слегка увеличил скорость движения, если конечно кустарник и поваленные деревья это позволяли. На пересечении меж я старался выбирать те где имелись протоптанные охотничьи тропы, даже если они и не вели на Север, с тем чтобы на следующем пересечении повернуть уже в нужном направлении. Наконец, уже в сумерках я вышел на межу по которой была протоптана широкая тропа и она вела на Север. Потом по той тропе я выше с межи в сплошной березняк. Хоть и стало довольно темно, но тропа и здесь была хорошо видна и ее направление по-прежнему совпадало с синей стрелкой компаса. Путь казался бесконечным, я вновь сильно устал и едва не потерял даже такую тропу. Уже на пределе сил почти в полутьме я вдруг уперся в высокую заросшую травой и деревьями насыпную стену. Я не сразу сообразил – это дамба. Я вышел с болот и теперь уже не сомневался, что иду правильно.

По дамбе тоже пришлось некоторое время пройти, пока из ряда охотничьих троп, ведущих к селу, я нашел такую по которой можно было идти, не сбиваясь, даже в условиях ночной видимости. Но эта тропа вскоре отвернула от северного направления и мне вновь пришлось сойти на менее заметную но ведущую куда надо. По ней я наверное прошкандыбал еще с час, прежде чем стал различать звуки движущихся поездов. То было еще одно подтверждение правильности моего пути – железная дорога.

К селу я вышел не на прогон, где располагался наш «домик в деревне», а на окраину. В селе почти не было фонарей, да и в большинстве домов уже погасили свет. Но в нашем доме, конечно, горели все огни – меня ждали, и никто не мог спать. Как я потом узнал даже Наташка не спала, хоть ее и уталкивали, для того чтобы, как говорила бабушка «над душой не стояла», когда здесь такое … На подходе к дому я различил фигуру деда. Он напряженно всматривался в темноту прогона, туда куда мы ушли утром.

– Деда? – окликнул я его.

Дед не ожидал, что я появлюсь не с прогона, а совсем с другой стороны. Развернувшись он мгновение вглядывался в меня и тут же поспешил навстречу:

– Володя! … Ты чего долго-то так, где тебя носило, ночь вон уже? … Ты чего с палкой-то … никак хромаешь … что с ногой? …

Дед хотел еще что-то сказать, спросить, но видимо нервное напряжение не отпускавшее его несколько последних часов дало себя знать. Он вдруг как-то неестественно качнулся в сторону, мне даже показалось едва устоял на ногах.

– Ох Володка, на сколько же ты сегодня нам с бабкой жизнь сократил … Пойдем присядем, а то меня уже ноги не держат, – с этими словами дед расстегнул куртку и потер себе грудь.

Я, понимая, что дома за меня все испереживались, начал спешно рассказывать, что с нами произошло, но дед перебил:

– Ребята, что с тобой ушли, они где?

– Не знаю. Мы на болотах разошлись. Я ногу ударил, идти не мог, они меня оставили, а сами пошли дорогу искать. Но вряд ли нашли. Они не на Север а на Восток пошли и компасу моему не поверили. А я отлежался, и на Север пошел … как ты учил.

– Так, ясно … пошли скорее домой, сначала бабушку успокоим, а то она наверное уже целый пузырек валерьянки выпила.

Дома бабушка сначала обрадовалась, потом стала плакать и причитать, что я хочу ее скорой смерти. Выскочила из своей комнаты и Наташка, которую все же уложили спать, но она не спала:

– Его надо ремнем бить! …

На меня же вдруг навалилась такая усталость, такое бессилие, что я уже ни на что не реагировал, разве что пошевелился, когда стали осматривать мою ногу. Место ушиба из красного превратилось в лилово-синее. Бабушка тут же стала колдовать над моим коленом с мазями и примочками, дед же собрался идти к родителям Мишки.

– Если вернулись, скажу, что и ты пришел. А если нет … Ну там посмотрим, – с этими словами дед вышел в ночь.

Я же не сомневался, что ребята не вернулись, хотя бы потому, что Мишка в этом случае рассказал бы своему отцу о том что они оставили на болотах меня, фактически недвижимого и конечно же они бы сообщили моим. Но никто к нам не пришел.