Чужая жена. Двойная сделка - Ольга Дашкова

– Открою тебе секрет, они тоже тебя не любят.

– Где наш железный дровосек? Выспался?

– Сейчас придет, а я поняла тебя. Всем, кого ты любишь, ты даешь странные прозвища.

– Значит, я люблю тебя, – не вопрос, а утверждение.

Вика замерла, быстро посмотрела в глаза мужчины, сердце снова ухнуло вниз, отвернулась, чувствуя, как Альберт разглядывает ее, но его правая рука повернула ее лицо обратно. Пальцы скользят по щеке, потом слегка касаются губ, она такая красивая, а сейчас еще и растерянная, облегающее платье до колен, из дымчатого кашемира, распущенные волосы, зацелованные губы.

– Иди сюда.

Резко тянет девушку на себя, целует, прижимая одной рукой, она отвечает, стонет в губы, ведет пальчиками по шее. Целует жадно, на языке, в его легких, везде тонкий вкус и аромат яблока, которым он пропитался полностью, так, что можно задохнуться.

Но Альберт резко отстраняется, делает шаг назад, с легким прищуром разглядывая девушку.

– Что-то случилось?

– Случилось многое.

– Что именно?

Вике уже не нравится начало этого разговора, отходит в сторону, пытаясь чем-то себя занять. А в голове мысли, что Семен Маркович все рассказал ему. Ладони стали липкими, прикусила губу, смотря в окно, наблюдая за тем, как Ганс носится по снегу, таская в зубах автомобильную шину.

– О, а вот и наш боец. Ну, как ты?

– Я-то нормально, не в меня вчера вошла пуля.

– Хорошо, что она вышла.

Руслан посмотрел на Викторию, хотел подойти к ней, но не стал.

– Раз уж мы здесь все собрались, то у меня несколько хороших новостей. Белка, тебе понравится, только сильно не прыгай, но в ладоши хлопать можно.

– Господи, Альберт, можно уже без этих предисловий?

– Нет, нельзя, так скучно и неинтересно. Так вот, Виктория Миронова, ты официально разведенная женщина, – Альберт подходит к столу, выдвигает ящик, достает сумочку, ту самую, с которой она приходила к ним первый раз. Там ее документы, ключи и телефон. Сверху лежит паспорт, Вика подходит, берет его в руки, открывая, ища нужную страницу, там на самом деле стоит штамп о разводе, с датой двухмесячной давности.

– Но как ты это сделал?

– Это неважно, но я поторопился.

– Поторопился? Снова загадки?

– Антоша умер, передоз, в том месяце еще. Так бы была вдовой, звучит красиво, лучше, чем разведенка.

– Это шутка?

– Нет, сегодня мне не до шуток, плечо болит, и выпить охота.

– Он мертв? – это было сродни шоку, Вика точно не ожидала такого. Было ли ей его жалко? Может быть, немного, но смерть ее мужа, уже бывшего мужа, судя по паспорту, страшно думать, но снимает много проблем.

– Мертвее некуда, закинулся убойной дозой, ушел красиво. Его сучья семейка сжала очко и скрывала все это столько времени, а еще то, что Игнат слил бой, укатил в штаты. Ты свободна, нет больше никакой сделки.

– Свободна?

От чего-то после этого слова накрыла обида. Она, что, какая-то собачка или назойливая мешающая официантка? Но с другой стороны, чего она ждала? Что они начнут хором признаваться в любви, стоять на коленях и молить остаться? Да, этого подсознательно хочет любая женщина. Но это совсем не ее вариант.

– Да, здесь все твои документы, ключи, можешь забрать все свои вещи, Тимур отвезет тебя, куда скажешь.

Горький ком слез стоял в горле, Вика прикусила щеку изнутри, чтоб не заплакать и не показать своих слез. Все правильно, так и должно быть, это не ее мир, ей и ребенку точно здесь не место. Она все равно не одна, с ней останется самое дорогое, что может быть. А они сильные здоровые мужчины, у них, как и у нее впереди целая жизнь.

– Виктория, послушай….

– Рус, замолчи, – Альберт перебивает его, смотрит зло.

– Я не хочу, и не буду молчать! Вика, я хочу, чтоб ты осталась, осталась со мной, с нами, все, что я говорил, все правда.

Вика смотрит на него, душу разрывают эмоции и противоречия, но ведь она все для себя решила. Если отпускают, надо уходить. Уходить, наступая на свою любовь.

– Остаться? Зачем? – сжала одну руку в кулак, заводя ее за спину, впиваясь ногтями в кожу, чтоб чувствовать боль и не дать себе слабину. – В качестве кого я останусь с вами? Комнатной болонкой? Ручной белкой? К которой вы будете приходить ночами, заниматься сексом, выводит в свет, наряжая в красивые платья. Сколько это будет продолжаться? Месяц? Год? Два? Как вообще можно жить и считать своим домом гостиничный номер? Когда в соседнем здании проститутки танцуют голыми и ублажают клиентов. Вы думаете, я слепая и ничего не вижу и не понимаю, что у вас за усадьба?

Руслан смотрел потемневшим взглядом, понимая, что каждое произнесенное девушкой слово — это правда, и оно каждое резало по живому. А Фирсов смотрел с восхищением, вот она, настоящая Виктория, победа сама для себя, умеющая сказать правду в глаза и ранить ею. Теперь она не испуганная белка, что пришла в этот кабинет первый раз, смотря затравленным взглядом, теперь она настоящая, живая, дерзкая. Она достойна счастья.

–  Вы ведь живете одной ненавистью и прошлом. Прошлым, которого давно нет, людьми, которых давно нет в живых. Да, это больно, но это не жизнь. Вы думаете, вы одни кого-то потеряли? Ваша проблема не враги, а вы сами, вы не умеете нормально жить, радоваться, быть счастливыми. Игра в карты, бои в клетке, - вот это все ваша жизнь, но не моя.

Вика глубоко вдохнула, чтоб унять волнение.

– У нас была сделка, моя проблема решена, спасибо за все. И да, я очень рада, что вы все живы и что не будет боя. Наверняка будут другие, Руслан ведь не успокоится, пока его мозг не станет кашей. А ты, Альберт, не успокоишься, пока не накажешь всех врагов. Берегите себя.

Они ничего не сказали, даже не сдвинулись с места. Вика как можно спокойнее прошла к столу, взяла сумочку, вышла из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Зажала рот ладонью, сдерживая рыдания, что вырывались наружу, замерла на месте, вздрогнула, когда услышала сильный удар где-то рядом с дверью, звон стекла и громкий мат, но уверенно прошла дальше, не сбавляя шаг. В холле клуба охранник подал пальто, накинула на плечи, а когда вышла на морозный воздух и слепящий снег, Ганс бросился в ноги, ища мордой ее руки.

Присела, обняв его мощную шею, уже не сдерживая слез, гладила, а он все пытался облизать ее лицо и слезы, что катились градом.

– Я тоже тебя люблю, мой хороший, мой славный, мой самый любимый мальчик. Тоже тебя люблю, как и тех дураков, но я должна уйти, так будет лучше. Прости меня, прости, пожалуйста. Я не забуду тебя, никогда не забуду.

Ганс ничего не понимал, лишь начал скулить, все продолжая облизывать языком то руки, то щеки девушки.

– Альберт, завязывай бухать, тебе нельзя, ты на лекарствах. Да отдай ты ее, прекрати. Ведешь себя, как ребенок.