Стажер диверсионной группы - Алексей Махров

– Погодите! – остановил наш порыв Ерке. – Тут сейчас всё закрутится, вы меня хрен найдете! А ребята все злые и нервные – сначала стрельнут, а потом будут разбираться, кто такие. А вы в немецкой форме на немецком мотоцикле. Запомните два пароля: для ударных частей – «Булава», для охраны места дислокации – «Кистень». Первый пароль кричите как можно громче – красноармейцы предупреждены, мы предусмотрели то, что при прорыве подразделения могут перемешаться. Второй скажите, когда вас окликнут. И вот еще – будете возвращаться – суньте еловую ветку за околыш фуражки!

– Это кто у вас такой предумотрительный и по истории прошаренный – названия древнего оружия знает? – удивился я, привыкнув к местным незамысловатым паролям типа «курок-мушка».

– Как это кто? Твой отец, конечно! – удивился вопросу Ерке. – Полковник Глейман – голова! Ладно, езжайте! Ни пуха ни пера!

– К черту! – рявкнул Валуев. – Погнали, Игорь!

Мы выкатили мотоцикл из леса и неторопливо попылили по знакомой дороге. Ее окрестности до сих пор носили следы нашего противостояния с немецкими танкистами – срубленные снарядами стволы деревьев, скошенный пулеметными очередями кустарник. И даже стащенный на обочину немецкий грузовик, который Альбиков и Алькорта полосовали в два ствола. Видимо, даже рачительные и бережливые к технике немцы оценили этот рыдван как металлолом, не подлежащий восстановлению, – так хорошо над ним потрудились наши друзья!

На месте вырезанного блокпоста было совершенно пусто – только проплешины на земле напоминали, что здесь стояла бронетехника. А рыжие пятна на траве указывали, где лежали трупы.

Не останавливаясь, мы покатили дальше. И проехали в хорошем темпе километров пять, никого не встретив. Шум боя за спиной давно стих, и я вдруг отчетливо ощутил, что мы снова одни на вражеской территории, а свои остались далеко позади. К тому же впервые за несколько дней небо начало заволакивать тучами. Сразу потемнело. Неуютно… Вот так, за пару дней всю сноровку потерять можно, привыкнуть, что рядом и вокруг – свои, пусть и в окружении. Ничего, навык вернется быстро…

– Далеко ехать? – спросил я негромко.

– Километров на двадцать, – отозвался Валуев. – Я прикинул, тут всего два направления есть… з-э-э… перспективных. Но по ним «Группа Глеймана» двинет.

– А наше направление – бесперспективняк?

– Как-как? Бес-пес… Тьфу на тебя, пионер!

– Вообще-то, член ВЛКСМ, – нарочито строго поправил я сержанта.

– Оно и видно, что член, – буркнул тот.

Так, обмениваясь любезностями, мы и ехали по лесу, пока не наткнулись на дорогу, которая являлась рокадной для танковой армады Клейста. Но в этот час дорога оказалась пустой. Мы съехали на обочину и, не особенно маскируясь, присели возле кустов, положив автоматы на колени.

Прислушавшись, я уловил гул авиационных двигателей. Гудение медленно накатывало с востока, но что там летит за облаками, было не видно. Однако по скорости смещения звука можно было догадаться – там летят несколько «ТБ-3». Похоже, что, пользуясь непогодой, наши вновь навели «воздушный мост».

Внезапно неподалеку, всего в километре от нас, вспыхнул зенитный прожектор. Бледный при свете пасмурного дня луч уперся в серую пелену туч – размытое пятно заскользило по облачности, забегало, выискивая русский летучий корабль, но тщетно.

– Дальше пешком, – буркнул Валуев. – Посмотрим, кто там такой умный выискался. За мной!

Пройдя метров семьсот, мы остановились и прислушались. Неподалеку явно различался шум технического происхождения: какое-то звяканье, лязг, стуки-грюки. Внезапно некое «дарование» выдало дикую трель на губной гармошке, сменившуюся грубым гоготом «ценителей». Немцы находились совсем близко – теперь мы четко различали их голоса. Мать моя, какую лютую пургу несли эти «евроинтеграторы» – какие-то скабрезные анекдоты, сюжет которых крутился вокруг процессов дефекации, какая-то похвальба явно выдуманными сексуальными успехами среди местных крестьянок, какой-то бред про «жалких» жидокомиссаров, сдающихся в плен сотнями. Очень может быть, что это солдатики из тыловой части, ни разу не бывшие на фронте.

Я поморщился. В «той жизни» я несколько раз ездил в Германию, даже прожил как-то раз несколько месяцев в Мюнхене. И воспринимал тамошних немцев как… вполне понятных людей, пусть и говорящих на другом языке. Я примерно представлял их мысли, мечты и отношение к жизни. Однако сейчас, в данную минуту, я слышал чужих. Настолько чужих, что волосы на загривке топорщились. Незваные пришельцы не только говорили иначе. У них были другие отношения, вкусы, интересы, желания. Если я закончу ШОН и меня пошлют, как Штирлица, внедряться, то эта инфильтрация в чужую жизнь дастся с трудом.

Я снова поморщился – не планируй, чучело! Тут не знаешь, доживешь ли до завтра, а он уже на годы вперед бытие свое расписывает!

– «Языка», что ли, взять? – тихо спросил Петр.

– Зачем? Узнать что за часть?

– Именно! Давай за мной вдоль кустов, а потом посмотрим, где там кто пасётся! Автомат за спину, работаем ножами!

Мы, крадучись, углубились в заросли и через полсотни шагов увидели разбитый на лугу немецкий лагерь. Вернее, здесь разместилась зенитная батарея. Судя по тому, что часть солдат всё еще занималась какими-то работами по обустройству, батарея встала здесь недавно, час или два назад. Похоже, что фрицы решили не только задействовать авиацию для уничтожения «Лесного», но и перекрыть зенитками наиболее подходящие для пролета «ТБ-3» направления. И, судя по тому, что несколько воздушных громадин десять минут назад пролетели прямо над головами, – с направлением не ошиблись.

– Ты чего-то такого и ожидал? – шепотом спросил я Петра.

– Да! – почти неслышно ответил сержант. И, приблизив губы к моему уху добавил: – Ты чего думаешь, я всё утро просто так возле аэродрома валялся? Как раз за вектором движения «туберкулезов» наблюдал. Они хоть и пытались схитрить, не по прямой от себя к нам летели, но хитрость у них – на поверхности. И если догадался я, то и фрицы, мать их за ногу, тоже не дураки!

– Ясно… – кивнул я. – Так будем «языка» брать?

– Ни к чему! – мотнул головой сержант. – И так всё понятно, не будем рисковать! Давай отходить к мотоциклу!

Мы стали неторопливо пятиться… Дальнейшее произошло так быстро, что на раздумья просто не оставалось никакого времени – мы вдруг вышли на вполне натоптанную тропу, покрытую лужицами, – похоже, что немцы нашли неподалеку источник свежей воды, ручей или родник, и таскались туда с ведрами. В двух метрах за кустами звякнула жесть, раздался плеск, послышалось натужное дыханье…

Прямо передо мной возник немецкий солдат, тащивший, перекособочившись, ведро. Левую руку он отставил для равновесия. Вот в подмышку я и всадил нож. Всё, как учил великий мастер Антон Иванович. Свободная рука, действуя чуть ли не сама по себе, перехватила за дужку падающее ведро. А подоспевший Валуев подхватил мертвое тело.