Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина

— Вы не виноваты. — Я на самом деле так думала, и потому уверенно сказала: — Вы ничего не могли сделать до, но вы сделали все, что нужно — после. Не берите на себя незаслуженный груз, пожалуйста.

Она опять погладила меня по плечу, но не кивнула и не согласилась со мной на словах. Только вздохнула глубоко.

— Муж и сын мне сочувствовали и утешали. Когда я сказала имя пациентки, твое имя, Ури помертвел и побелел. Я так напугалась, что все мои переживания поблекли тут же. Ирис, милая, если бы видела… он вцепился мне в руки, упал на колени и повторял одно: «Мама, спаси ее!». Глаза безумные, голос как не его. Я и так всю бригаду лучших реаниматологов на круглосуточные дежурства поставила, все ресурсы привлекла… а после его признания, вытащить тебя с того света стало моим личным вопросом жизни и смерти. К счастью, ты сильная, ты тоже боролась и тоже помогла. Не сдалась…

— Александра Витальевна, — я не выдержала, и перебила: — вы так говорите… вы переживаете, что я с Юркой от безысходности или бессилия, для утешения и без чувств? Отогреюсь, отлечусь и уйду, разбив ему сердце? Вы не потому спросили, что я не смогу… что детей не будет?

— Господи боже, нет! Ни в коем случае, Ирис, это больно и печально, только гораздо важнее ваша жизнь. Гипотетические внуки, правнуки, — у меня и моего мужа нет цели продлить свой род любой ценой. Только бы наш сын был жив, здоров и счастлив, понимаешь? С тобой счастлив, он тебя любит. Да, я волнуюсь поэтому, — а ты его любишь?

— Я не могу сказать.

— Почему?

— Потому что он должен услышать об этом раньше, чем вы или кто либо-другой. Если признаюсь, то признаюсь ему.

Она замолчала, и я тоже. Больше минуты, долго, Александра Витальевна смотрела в свою чашку, а потом подняла ее и отпила. Думала о чем-то, над услышанным, над другим вопросом? Посмотрела мне внимательно в глаза и вдруг улыбнулась. Так тепло и душевно, что я почувствовала резь от подступивших слез. Материнская улыбка, любящая.

— Ты его Юркой называешь? И он не возражает?

— Нет. У меня само так вышло, я не знала, что ему не очень нравится. Ни разу ничего не сказал.

— Уверена, что теперь ему очень нравится. Прости, растревожила я тебя. Выпей кофе, пока совсем не остыл.

Послушалась, выпила. Заметно дохнуло алкоголем, что не совсем к месту вышло. А она как по лицу прочла:

— Не знала, что заказала?

— Да.

— Бывает. Ирис, приходите к нам послезавтра, вдвоем. Я издергалась, не понимала причины, что он без тебя появляется, надумала всякое, глупое… Не нужно говорить. Я теперь спокойна. Пусть наш дом будет тебе родным, он всегда открыт, всегда буду рада тебя видеть. Даже если поссоритесь вдруг с Ури, я никогда не займу чьей-то одной стороны. Я тебя тоже люблю.

— Спасибо. Вы помогли мне выжить, Александра Витальевна, не только физически, в больнице, но и потом, как к себе взяли. Без вас я бы… надорвалась сердцем, пропала, не знаю, что еще.

Долго не просидели. Минут пятнадцать, за которые ни о чем серьезном не заговорили. Немного о быте, немного о планах дня. Я поделилась тем, что теперь кухня обрастает посудой, и чуть преувеличила привносимый в жилище холостяка хаос. Когда на улице, на выходе с кафе, решили разойтись и попрощались, Александра Витальевна меня обняла, поцеловала в щеку:

— Если уж не готова прям с головой в семью и родню нырять, не приходи. Не обижусь. И Саша не обидится. Как захочешь, как почувствуешь, так и ждем. Через силу не нужно. Мы понятливые.

— Спасибо.

На ужин я не пошла. Как-нибудь в другой раз. Подмывало все спросить Юргена — ничего ему, что я все «Юрка» да «Юрка», но не стала. Глупости это. Наверняка его мама права в том, что если я его так зову, ему стал нравиться исконный вариант имени.

Через выходные, в понедельник, я в семь утра ехала на монорельсе на встречу с Катариной. Обе взяли дневное дежурство. Народу в вагоне мало и я рассмотрела каждого попутчика, все выглядывая счастливых «перевертышей», поменявших свою жизнь в далеком прошлом. Думала о предстоящем дне, на что потрачу вечер, вытаскивать ли Юргена на прогулку и ужин в столовой или бежать домой и вместе что-нибудь приготовить? Если погода не испортится, и если оба не устанем, вызвоню на встречу.

От Катарины ждала рассказа о выходных. У нее должно было состояться свидание с тем богачом, которого она обозвала «Билетик», намекая на свой возможный выигрышный вариант. Вдруг зацепит и выйдет замуж за такого обеспеченного.

— Не очень вышло?

— Ой, да пошло оно все…

Скуксилась, скривила губы, махнула рукой. Как встретились, так по лицу и можно было прочесть настроение девушки. Совсем не радужное.

— А я думала, ты окрыленная будешь.

— Козел он.

Пытать не стала. Может, мужчина повел себя не красиво, или еще что. Захочет — поделится.

Начинали маршрут мы с набережной, и планировали пройти ее раз пять. Ветра не было, не замерзнем, можно посидеть на лавочках, как ноги устанут. В одиннадцать — в столовую при техучилище, там приемлемые цены и пускали не только студентов. До пяти, до конца дежурства, — парк, вся улица Приморская и снова парк. Это если вызовов не будет. А если будут — то там уж куда адреса закинут, и как обратно добираться придется.

Катарина много разговаривала. С одной стороны — хорошо, она оживляла время, перевешивала мою неразговорчивость, а с другой — от нервов болтала. Вот чувствовалось, что она не затыкается больше чем на пару минут от того, что ее не оставляет чувство тревожности.

— Выдохни. Как на иглах. У тебя что-то случилось? Ты можешь мне рассказать, я собеседник не очень, а уши хорошие.

Она уже дважды затягивалась паром, хотела и третий, но лишь достала коробочку и крутила ее на ладони, все время щелкая кнопкой.

— Тот богач обидел?

— Не пошла я никуда. Не согласилась на свиданку, не хочу, не нравится.

— А в чем дело?

— Тебе все равно за что меня ножом ударили, Конфетка?

Вопрос немного обескуражил.

— Что тебе пережить пришлось — не все равно. А причины… я не полезу в такое с расспросами, мало ли кто напал, почему, как. Вспоминать неприятно будет.

— А я мозг сломала. Столько дней, а тебя даже не подмывает любопытство? Меня распирает, — что с тобой было?

— Хочешь обмен историями?

— Да. Мы же вроде подруги, верно? Я по серьезному.

— Хорошо.

— Ладно… — Катарина погримасничала немного, будто не слова готовилась произнести а раскусила горошину перца. — Я воровка была. Сначала сама по себе, потом в группу влилась, квартиры чистили. После первой крови одумалась и всех сдала… Собирались там на горячем вязать, но меня на денек раньше вычислили и за предательство решили убить. Затащили под мост в Яблоневом и пырнули.