Вскормленные льдами - Александр Плетнёв

– Не растрясите, – вдогонку крикнул лейтенант.

– Командир, – подсуетился боец с рацией, – ледокол на связи.

– «Ямал»! – приложился к наушникам Волков. – К вам срочно отправили «трёхсотого»… да не у нас, ёпть! У морячков. Тяжёлый. Проникающее в грудь. Готовьте операционную. Противошоковый вкололи. Больше ничего. Всё. …Добро. Мы ещё немного тут, и возвращаемся.

– Да нешто спасут? – В интонации и позе мичмана, взирающего, как быстро мутнеет в тумане белый луч курсового прожекторного фонаря «зодиака», было и недоверие… была и надежда.

– Не обещаю, но вероятно.

Мичман схватил лейтенанта за рукав, переходя на «вы»:

– Александр Васильевич! Да ежели спасёте… да я по гроб жизни… свояк, брат почитай он мне… так нелепо!

– Да, ничё-ничё. У нас там такой спец и оборудование… – как мог, успокоил Волков и указал на покряхтывающего бойца, – мой один вон тоже словил, когда в кочегарку полез. Ты чего, кстати, в санбат не поехал?

– Да нормально, тащ командир, – морпех сразу подтянулся, – в броник, по касательной.

Волков ещё при взятии угольщика немного ознакомил мичмана с морпеховской экипировкой. И сейчас посоветовал:

– Вам на такие дела абордажные, вообще бы… кирасы, что ли.

– Да где ж мы такие, как у вас, возьмём?

– Не такие, но пошить жилетку с кармашками вдоль, а туда пластины металлические. Пистолетную пулю придержит. Хочешь, я тебе примерно нарисую. Прости, друг, свои дать не могу. Секретное у нас всё. Сам понимаешь.

* * *

Уже брезжил рассвет.

На всё ещё «Маншю-Мару» (или опять «Маньчжурии»?) запоздало разводили пары – в котельном отделении морпехи от переусердия настреляли на полный рожок, к позднему неудовольствию морячков-призовиков, побив какие-то приборы-циферблаты-манометры. Вот и провозились.

Гремели цепи, выбирая якоря.

В «машинном» хозяйничали, осваиваясь, русские, дав малый ход, выводя судно из бухты к поджидающему «Воронежу». По оценке механиков, без серьёзного ремонта трофей-перетрофей больше тринадцати узлов не осилит. Так что этой парочке тихоходов предстоит догонять Рожественского почитай до самого Петропавловска.

«Ямал» давно ушёл, спеша выйти на радарный дозор, опекая эскадру.

А Рожественский там уже «метал молнии»! Произошёл маленький «залёт». Утром вся эскадра оказалась на виду у невольного свидетеля. Толком разглядели только дымы отчаянно улепётывающей посудины. Зиновий Петрович и без того заподозрил недоброе, дав команду на «Рион»: «Догнать!»

Догнал!

Оказалось – американская промысловая паровая шхуна, тысячи на две тонн.

«Рион» пальнул предупредительным по носу, и двухмачтовый пароходик, при благоразумии шкипера, лёг в дрейф.

Янки высыпали на палубу, уставившись на приблизившееся полосато-пятнистое чудо.

Меж «Рионом» и «Суворовым» тем временем шёл интенсивный радиообмен: хоть промысловик и был пойман вблизи русских берегов, предъявить «американцу» ничего не могли. Но и отпускать его было нельзя. Впрочем, Рожественский готов был наплевать на все морские правила, но выручили обнаруженные в трюмах забитые морские котики. По быстрой оценке шкурок несчастных животных было не меньше чем на тонну. Налицо браконьерство. А значит, арестовывается и груз и судно.

Теперь, глядя на двух пристроившихся в кильватере «американцев», Зиновий Петрович недовольно бурчал, обращаясь к близстоящему на мостике Игнациусу:

– Эдак мы до Петропавловска наберём целую флотилию провонявшего ворванью сброда.

До Петропавловска оставалась ещё почти тысяча миль.

Естественно, эта война не похожа на ту, на которую он учился. Это ожидалось, бралось в расчёт, не отменяя общих армейских устоев и тенденций. Что в двадцать первом веке, что в нынешние времена.

Так было всегда. В конце концов, существует армейская иерархия, где каждый – винтиком на своём месте.

Соответствовать бы этому «своему месту»…

Штабс-капитан Богатырёв, командир императорского штурмового спецбатальона, а некогда сержант 61-й отдельной бригады морской пехоты ОСК «Север»27 варианта 2016 года от Христорождения, понимал, что на комбата он тянет с определёнными оговорками. И это ещё без оглядок на местные реалии, когда, в тот же пример, заменяя тягачи и остальные средства передвижения конной тягой, получаешь иные нормативы.

Не говоря уж о средствах связи и другом отсутствующем на данном этапе времени техническом обеспечении.

В помощь ему были несколько офицеров из местных, с которыми где-то удавалось наладить взаимопонимание, а где и нет. Тут его авторитет держался исключительно на совсем уж специфических знаниях и выучке, а господа офицеры царской школы неплохо дополняли пробелы в опыте.

А ещё в сопровождение постоянными надсмотрщиками была комиссия во главе с генерал-лейтенантом и сворой полковников.

Провожал лично император. Говорили, что это не исключительная честь, а его величество, как порядочный правитель, разъезжает по стране, напутствует отправляющиеся на войну части, одаривая иконами, рукопожатиями и прочими молебнами.

Штабс-капитан Богатырёв, как положено, навытяжку отчеканил доклад, получив причитающиеся приветствия, и отступил за спину монаршей особе. Особа, пожав руки остальным офицерам, двинулась вдоль строя, приготовив очередную иконку.

Царь, уже неоднократно виденный, в этот раз произвёл странное впечатление.

Богатырёв долго подбирал слово, применимое к своей интуитивной (навскидку) оценке высокого гостя, пока не нашёл – «жертва». Ходить с такой кислой физиономией, «поднимая боевой дух солдат» – лучше уж совсем не ходить.

Вспомнились безвкусные слова присяги, именно так – «безвкусные», «пресные», не взявшие ни за ду́шу, ни за задницу. Когда она (торжественная присяга) вроде по названию «царю и отчеству», а «отечество» упоминается только один раз, и то в заголовке. А всё остальное про царя, царя, царя…

А ещё пришлось отстоять под песнопения у алтаря, принимая веру. И поп на крещении «раба божьего Николая», откормленный, разряженный, весь в позолоте, ну никак не вызывал требуемого благолепия.

«А ведь честно, хотел проникнуться! А вдруг?»

Казалось, всё священнодейство – суть лишь подчеркнуть собственное поповское величие… и церкви. Церкви, стоящей над умами и душами.