Нелады со звездами - Венди Хоулден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может быть, Генри Мун? Автор «Сосущих камни»?
Наступила тишина. Ястребы негромко хихикнули.
— О чем эта книга? — спросил Дьюк.
— Автобиографическое повествование о путешествии в поисках затерянного племени. Эти дикари, не знающие цивилизации, сидят в кругу с камешками во рту. Генри Мун — последний джентльмен-исследователь…
Грейс умолкла, поймав себя на том, что больше не считает Генри Муна джентльменом.
— Быть может, вы слышали о Тенебрисе Люксе? — поторопилась уйти от неприятных воспоминаний она. — Авторе «Юмористического взгляда на боль»?
Дьюк выпучил глаза.
— О Тенебрисе… ком?
Грейс поморщилась от зависти. Благословенное неведение относительно того, кто такой Тенебрис.
— Люксе, — повторила она.
— Ого! — воскликнул Дьюк. — Продолжайте.
Грейс меньше всего на свете хотелось продолжать. В памяти еще слишком свежо было жуткое воспоминание о том единственном разе, когда она сопровождала Тенебриса в книжный магазин на встречу с читателями.
— Этот ваш Тенебрис, — настаивал Дьюк, — он красивый?
— Э…
Пожалуй, эпитет «красивый» в данном случае был совсем неуместен. Грейс, до того случая не знавшая Тенебриса лично, была потрясена, узнав, что мужчина средних лет с безумным взглядом, с расстегнутой ширинкой, в очках с толстыми стеклами, напоминающими бутылочные донышки, и в шляпе, похожей на куклу для чайника, который выскочил из зала через десять минут после того, как Тенебрис Люкс, по-видимому, до сих пор отсутствующий, должен был начать свое выступление, и есть сам автор. Грейс приняла его за сумасшедшего. Директор магазина был вне себя от гнева.
— Извините, — оправдывалась Грейс. — Эти авторы… понимаете… творческие натуры… художники…
— Я знаю, какие именно художества можно ждать от этого типа!
— Ну… это очень своеобразная личность, — сказала Грейс Дьюку.
— Как он выглядит?
— Гм…
Грейс передернуло от воспоминания о спиче Тенебриса, которое помимо воли настигло ее. Она вспомнила, как он схватил экземпляр «Юмористического взгляда на боль», подбросил его высоко вверх, дал упасть на пол и начал читать с открывшейся страницы. Как обратила внимание Грейс, держа книгу вверх ногами.
— Давайте трахнемся! — пронзительно крикнул Тенебрис, обращаясь к зрительному залу, и в частности к двум пожилым дамам в первом ряду, судя по всему, заглянувшим сюда отдохнуть после долгих хождений по магазинам.
К ужасу Грейс, дальше последовало пространное описание постельной сцены, изобиловавшее постоянными упоминаниями слова из трех букв, для усиления драматического эффекта подчеркиваемого частыми выпадами вперед расстегнутой ширинки Тенебриса. Чтение, казалось, продолжалось несколько лет. Когда Тенебрис наконец закончил, на зрительный зал погребальным саваном опустилась тишина. Пожилые дамы, пошатываясь, первыми поспешили к выходу. У одной из них губы определенно были синими.
— Он большой оригинал, — пробормотала Грейс, отвечая Дьюку, не отрывавшему от нее пристального взгляда и, казалось, читавшему все ее мысли.
— И вы рекламируете книги этих авторов? — задумчиво произнес он.
— Да, рекламирую, — с вызовом ответила Грейс.
— Должно быть, вам приходится несладко.
— Да, задача это непростая. Но я не боюсь трудностей.
— Не боитесь трудностей? — Дьюк по-прежнему внимательно смотрел на нее. — Снимаю перед вами шляпу. Вы занимаетесь тяжелым, неблагодарным трудом. Черт побери, как вам это удается?
— Заварной крем просто превосходен, вы не находите? — спросила Грейс, меняя тему разговора с деликатностью пассажира, выхватывающего у водителя руль, чтобы избежать наезда на фонарный столб.
Она поразилась, когда Дьюк, мгновенно поняв намек, чего она от него никак не ожидала, заговорил об итальянской кухне, в которой он разбирался на удивление хорошо. По крайней мере, определенно лучше, решила Грейс, чем повар ее матери, державший у себя в кладовой — позор для итальянца — консервированные спагетти.
Однако через пять минут Дьюк возобновил атаку.
— Значит, с известными авторами вы не работаете? — спросил он. — Ни с одним? У вас нет никого уровня Мартина Эмиса? Совсем никого?
Грейс устало покачала головой.
— Как я уже говорила, «Хатто и Хатто» не занимается популярными авторами. У нас достаточно консервативное издательство. Если хотите, мы ведем дела по старинке. Наша маленькая, чудаковатая контора в Блумсбери совсем не похожа на жуткие огромные дворцы из стекла и бетона с тысячами сотрудников, где размещаются не только издательства, но и телевидение, кино и реклама. Главным критерием отбора наших писателей является их работа, а не социальное положение.
Что ж, когда-то она в это верила. Грейс залпом допила вино.
Подозвав официанта, Дьюк указал на ее бокал.
— А что представляет собой ваш шеф?
Грейс, которую уже тошнило от этой темы, приняла новый бокал вина и, ничего не скрывая, объяснила, что хозяин «Хатто и Хатто», восьмидесятилетний старик, живет безвыездно во Французской Ривьере. Никто из тех, кто работает в лондонском — собственно, единственном — отделении издательства, никогда его не видел. Она с удивлением отметила, что при этих словах брови Дьюка взлетели выше лба.
— Ну а как же заседания редакционной коллегии? Кто руководит повседневной работой издательства?
Прикончив второй бокал «Фриули», Грейс начала рассказывать об Адаме Найте.
Пять минут спустя, продолжая рассказ, она мысленно отметила, что в конце стола два ястреба буквально давятся со смеху, а рядом с ней брови Дьюка целятся в небо. Впрочем, если хорошенько подумать, они находились в таком положении после того, как Грейс упомянула про привычку Адама оставлять рукописи в автобусах. И все-таки она никак не могла понять, чем вызван интерес Дьюка.
Наконец принесли кофе. Ужин близился к завершению. Билл Дьюк откланялся одним из первых, и его уход вдохнул новые силы в перепалку двух дам.
— Разумеется, дорогая, я знаю, что это неправда, — уловила Грейс обрывок разговора, когда те в прихожей укутывались в кашемировые шали. — Но, полагаю, вам все же следует позаботиться о том, чтобы положить конец этим сплетням. Говорят, вы так плохо обращаетесь с прислугой, что они собираются организовать профсоюз и отстаивать свои права…
Закрыв дверь за последним гостем, леди Армиджер бросилась назад в гостиную и обессиленно рухнула в кресло.
— Ты бы только его видела! — воскликнула она. — Огромный! Черный! Толстый! Отвратительный!
— Ты о чем? — недоуменно спросил ее супруг.
Только тогда Грейс выяснила, что в дневнике ее матери запись, относящаяся к прошедшему ужину, будет выглядеть приблизительно так: «Полная катастрофа. Первое блюдо — весенний салат. (Недостаточно высушен. Горох жестковат.) Второе блюдо — мозговая кость. (Жесткая. Подали слишком холодной.) И самое страшное: десерт — заварной крем. (Нашла волос!!!)»