Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

Пытаясь привести в соответствие должности и выполняемые функции, я начал беседы с сотрудниками. И сразу же получил замечание от начальника отдела кадров, с какой стати я начал разъяснять работникам, каковы их должностные обязанности? Мне объяснили, что это беспрецедентно в нашей организации и только осложняет рабочие отношения. Не обращая внимания на начальника отдела кадров и его замечания, я составил новое штатное расписание и ввел его, получив разрешение от Управления по делам государственных служащих. Я вызвал к себе всех сотрудников по очереди, разъяснил каждому из них его обязанности, категорию и перспективы дальнейшей карьеры. Некоторые сотрудники были ошеломлены, поняв, что не могут продвигаться по службе, разве что перейдя на другую должность, что зачастую было невозможно из-за профессионального несоответствия. Было нелегко объяснять людям, почему они вдруг перестали получать автоматическое и привычное им повышение в должности. Я не мог, в отличие от своего предшественника, назначать сотрудников на должности только для того, чтобы продвинуть их по службе, без всякой связи с выполняемыми ими обязанностями, квалификацией и способностями.

Мне очень мешал тот факт, что в государственном учреждении сотрудники работали с ощущением полной зависимости от желания и прихоти начальства. Особенно поражало то, что такой порядок установили в нарушение трудового законодательства люди, которые причисляли себя к социалистам. Руководитель «Натива» и часть руководства, будучи кибуцниками, вроде бы должны были защищать права трудящихся.

Тем временем Нехемия Леванон решил уйти в отставку по личным соображениям. Не знаю, в какой мере это было связано с тем, что он был вынужден работать в подчинении Менахему Бегину, к которому не испытывал большой симпатии. Я не вел с сотрудниками разговоров на политические темы, потому что считал, что так должно быть, сотрудники же не обсуждали их со мной, потому что все время подозревали меня в принадлежности к противоположному политическому лагерю. Назначение Нехемии Леванона директором «Натива» в 1969 году положило начало новому периоду в организации. Периоду большей открытости, гибкости, эффективности. В период Леванона и в немалой степени благодаря ему под эгидой «Натива» Израиль и мировое еврейство создали мощную систему помощи советским евреям в их борьбе за выезд. Без Нехемии вряд ли бы мы добились такого успеха. Но вместе с этим я считаю, что можно было сделать намного больше и намного лучше, но, к сожалению, в то время в государстве Израиль не нашлось никого лучше его на эту должность.

Нам объявили о прибытии нового руководителя «Натива», профессора Иегуды Лапидота. Я не знал, кто это, и никогда раньше не слышал о нем. Потом уже я узнал, что он был одним из командиров в ЭЦЕЛе, где его подпольная кличка была Нимрод. Он был заместителем командира во время операции в Дир-Ясине и был довольно близок к Бегину, состоял в партии «Херут», однако не был активен в публичной политике. С годами он специализировался по биохимии и к моменту назначения главой «Натива» был профессором биохимии Йерусалимского университета. Было неясно, какие такие качества и способности этого профессора биохимии, который в жизни не занимался чем-то подобным деятельности «Натива» и не имел понятия ни о СССР, ни о Восточной Европе, сделали его директором «Натива». Но были совершенно ясны партийные мотивы. Я слышал версию, что, когда Бегин стал главой правительства, Иегуда Лапидот обратился к нему с просьбой получить какую-либо государственную должность. Как рассказывали, и я не знаю, насколько это верно, он надеялся получить пост посла, возможно в ЮАР. Именно тогда Нехемия Леванон собрался уходить, и Бегин решил дать этот пост столь дорогому ему соратнику, который пострадал в период правления партий МАПАЙ, использовавшей отрицательное отношение общества к операции в Дир-Ясине для притеснений выходцев из ЭЦЕЛЬ и ЛЕХИ.

Иегуда Лапидот пришел в «Натив» в конце 1981 года. Сразу стали ощутимы перемены в сути и качестве работы, в атмосфере и отношении к сотрудникам и, что самое главное, в отношении к самой проблеме советских евреев, их выезду и борьбе за выезд. Мягко говоря, Иегуда Лапидот не подходил для своей должности. Его назначение вызвало большое неудовольствие у большинства имеющих отношение к выезду или борьбе за выезд евреев СССР. Оно не имело политической подоплеки, хотя были и такие из старой гвардии, кто видел в его действиях пример некачественной работы представителей лагеря Бегина. И его товарищи по движению или по партии, столкнувшиеся с его деятельностью в «Нативе», оценивали ее резко отрицательно и не скрывали этого. Довольно скоро я ясно увидел, как эти перемены наносят вред организации, ее престижу и всему нашему делу. Дело было не только в отсутствии целенаправленной политики, но в почти полном разрушении профессиональных и даже нравственных принципов, бывших основой нашей работы.

Делегация «Узников Сиона», среди которых большинство было старыми ревизионистами, во главе с Авраамом Штукаревичем, встретилась с Бегином по поводу деятельности профессора Лапидота на посту главы «Натива». У Штукаревича, ветерана «Бейтара» в Литве, были давние дружеские отношения с Бегином. Как я узнал, премьер выслушал делегацию, однако в конце заявил, что не может обидеть Нимрода. И другие близкие к Бегину люди пытались объяснить ему, что Лапидот не соответствует должности. Бегин был недоволен этими обращениями, однако на них не реагировал. Да я и сам одно время думал просить о встрече с Бегином, однако отказался от этой идеи, потому что предполагал, что толку все равно не будет. Я много размышлял над тем, почему и как Бегин назначил Иегуду Лапидота главой «Натива», и пришел к довольно неутешительным выводам. В этом назначении я увидел логическое продолжение поведения Бегина, поскольку и после своего избрания главой правительства он не изменил политику Израиля в отношении борьбы за выезд советских евреев. Я никак не мог успокоиться: насколько можно пренебрегать делом, чтобы поставить во главе человека, у которого нет ничего общего с проблемой и ни малейшего намека на способность справиться с одной из самых сложных и важных проблем государства Израиль?! Партийная и политическая близость превыше всего?! Потом израильская армия начала войну в Ливане, и мое мнение о Бегине сформировалось окончательно. Если в таком судьбоносном вопросе, как вступление Израиля в войну, он проявил легкомыслие и несерьезность, так что мне сетовать на назначение неподходящего партийного товарища на пост главы «Натива»?

После того как М. Бегин подал в отставку, после долгого периода почти полной бездеятельности главой правительства был избран Ицхак Шамир. Я попросил Шамира о встрече. В течение многих лет я не раз встречался с ним, поскольку он с самого начала поддерживал борьбу за выезд советских евреев и его интерес и желание помочь никогда не прекращались. Я обрисовал ему ситуацию и дал свою отрицательную оценку деятельности Лапидота на посту главы «Натива». Я аргументировал свои слова, приводя доказательства, и предупредил, что если эта серьезнейшая ситуация не изменится, то будет нанесен значительный вред как борьбе за выезд евреев, так и самим евреям в Советском Союзе. К моему удивлению, Ицхак Шамир оказался одного мнения со мной. Он сказал, что он в курсе проблемы, потому что он слышит об этом со всех сторон. Тем не менее, он попросил меня запастись терпением, поскольку его возможности решить проблему Иегуды Лапидота ограниченны. Шамир был из ЛЕХИ, а Иегуда Лапидот из ЭЦЕЛЬ. Вдобавок к историческим разногласиям между этими двумя организациями Шамиру в своей собственной партии также приходилось маневрировать между политическими лагерями Давида Леви и Ариэля Шарона. Я ответил ему, что понимаю его ситуацию и постараюсь выполнить возложенные на меня обязанности, тем не менее, как глава правительства, он не может оставить данную проблему без внимания. Впоследствии у нас были еще неоднократно беседы по этому вопросу.