Дни изгнания - Катарина Керр

– Наверное, эта комната принадлежала когда-то одной из королев утраченных городов? – спросила Далландра.

– Нет, вовсе нет, – Эвандар лукаво улыбнулся. – Обыкновенной жене купца.

Далландра ахнула, по-настоящему потрясенная.

– Ты и представить себе не можешь, до чего прекрасными были их города, Далла, – сказал он, и голос его дрогнул, в нем слышалась искренняя печаль. – Твой народ был богат, и жили они дольше, чем живете сейчас вы, им хватало времени, чтобы в совершенстве овладеть любым ремеслом; и они были щедрыми, используя свое богатство, чтобы строить такие красивые города, что при одном взгляде на них дух захватывало, даже у таких странных существ, как я. Я так любил эти города! Честно говоря, мне кажется, именно они и научили меня любить. Если бы они не исчезли, я бы отправился в ваш мир и стал жить там вашей жизнью. Но они утрачены, и мое сердце наполовину умерло вместе с ними.

– Что ж, – сказала Далландра. – Разбитый камень не станет целым, а упавшие стены не подымутся.

– Ты права. – Он отвернулся, глядя в окно на траву и цветы. – И твой Народ не вернется, они не вернулись даже, чтобы оплакать их. Это трудно простить. Это и, конечно, проклятое железо.

– Эвандар, мне так надоело слушать, как вы хнычете по поводу железа! Ты что же думаешь, можно было построить эти дурацкие города без него? Или ты думаешь, что мы сумели бы прожить здесь, на равнинах, без ножей, и наконечников для стрел, и топоров?

– Об этом я как-то не подумал. Извини.

– Отец, если они использовали железо в своих городах, – прервала его Элессарио, – как же ты смог находиться в них?

– С большим трудом. Но эта боль была оправдана.

– Что ж, – Далландра набросилась на него, как ястреб. – Если эта красота стоила такой боли, то…

Он оборвал ее смехом, но смех был приятный.

– Ты так же хитра, как и я, чародейка. – Он встал и поманил дочь. – Пойдем, дадим гостье отдохнуть.

– Ох, я и вправду смертельно устала, – зевнула Далландра. – Должно быть, уже сутки прошли, как я ушла из дома.

Первые двадцать лет после исчезновения Далландры Адерин верил, что она вернется очень скоро, в любой момент. Народ поражался его стойкости и верности, ведь во всех старых сказках говорилось, что никто не возвращается из земли Стражей. Он иногда встречался с Лесным Народом, который поклонялся Стражам, как богам, и узнал все, что им было известно об этих странных существах.

Когда их шаманы – назвать их жрецами было бы чересчур высокопарно – стали утверждать, что Адерин должен быть счастлив, ведь его жену удостоили такой высокой чести – быть наложницей у этих богов, Адерин удержался и не нагрубил им, но больше к ним не приходил.

Его спасала только работа. Сначала он наблюдал за тем, как переписывают привезенные Невином книги, и обучал новым знаниям тех эльфов, которые уже стали мастерами. Потом он набрал юных учеников и обучал их своему ремеслу с самых азов. В 752 году по дэверрийскому летосчислению он отправил трех своих учеников обучать других. В этом же году, когда он подыскивал себе следующего ученика, на границу Элдиса приехал Невин.

Они встретились в тридцати милях севернее Каннобайна, там, где Авер Гаван вливается в Делондериель. Этой весной эльфы устроили конскую ярмарку, потому что эдлисские купцы готовы были платить за породистых животных больше, чем обычно. Однако Невин привез с собой не железо на продажу, а новости. Король Элдиса очень хотел купить этих лошадей, потому что объявил войну Дэверри.

– Опять? – сварливо спросил Адерин. – О боги, как я рад, что больше не живу в ваших королевствах со всеми их ссорами и скандалами.

– Боюсь, что в этот раз это нечто большее, чем мелкий скандал. – Невин выглядел измученным. – Верховный Король умер, не оставив наследника, и есть три претендента. Среди них – король Элдиса.

– А-а. Ну что ж, тогда я прошу прощения. Это уже серьезно.

– Очень. – Невин помолчал, разглядывая Адерина. – Знаешь, в последнее время я чувствую себя ужасно старым. Боги, у тебя столько седины в волосах, а ведь я все еще помню маленького паренька, которого взял в ученики.

– Я чувствую себя старше, чем есть на самом деле.

– Ага. – Невин долго молчал. – Гм… а как ты живешь все эти годы? Я хочу сказать, без нее?

– Довольно неплохо. У меня есть работа.

– А надежда?

– Слабенькая, но жива. Я думаю, что жива. Может, моя надежда – как эти бальзамированные трупы, о которых рассказывается в книгах. Ну, как бардекианцы бальзамируют своих великих людей.

– Не могу винить тебя за горечь.

– Это до сих пор звучит горько? Ну, тогда надежда точно жива. – В первый раз за последние шесть лет он был близок к тому, чтобы расплакаться, но удержался и только глубоко вздохнул. – Да, так что насчет гражданской войны? Ты думаешь, она будет долгой?

Невин долго смотрел на него, словно решая, стоит ли разрешать своему бывшему ученику так резко менять тему.

– Боюсь, очень долгой, – сказал он наконец. – Все три претендента весьма слабы, а это значит, что никто из них не победит сразу. Кроме того, я получил много страшных предупреждений и знамений. Что-то разладилось в духовных уровнях, и я не пойму, что именно. Но я буду делать то, что могу, чтобы прекратить эту чепуху. Держу пари, эта война изживет себя лет за десять.

На деле все оказалось гораздо хуже: Смутное Время продолжалось сто пять лет. Именно Невин положил ему конец, хотя и очень высокой ценой. Хорошо, что оба они не знали, как долго будут бушевать войны, а то могли бы пасть духом и не делать вообще ничего. К счастью, с помощью магии или без нее, но они были вынуждены жить год за годом, как все остальные. Невин сразу оказался втянут в политику, но об этом написано в других книгах. Адерин же и Народ в первые тридцать лет почти не замечали войны. Потом начала рушиться сеть торговли, связывавшая Элдис и Дэверри столько лет, купцы стали ездить на запад все реже… Железные вещи сделались редкостью даже в самом Элдисе, и купцам уже не разрешали свободно вывозить их за пределы страны. Эльфы роптали, а Лесной Народ злорадствовал, утверждая, что это Стражи каким-то образом прекратили торговлю металлом демонов. Иногда Адерин думал, что они, быть может, и правы.

Конечно, Невин держал его в курсе событий, но для Адерина имело значение только одно. Ему были так безразличны сражения и интриги, что он, наконец, понял – он стал для Народа больше, чем другом. Теперь он думал так же, как и они. Круглоухие казались далекими и ничего не значили; жизни их пролетали так быстро, что не стоило помнить об их деяниях или придавать им особое значение, разве что какое-то из событий задевало его сердце или его жизнь. Но в 774 году Невин в одном из их редких разговоров сквозь огонь сказал, что умерли два его друга. Даже при таком магическом способе общения скорбь Невина была ощутима.