Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский

Кроме геев, на Сергее Никитовиче висел еще и дом на улице Чичерина с его «прослушками». Климов снова и снова наведывался туда и стал для консьержки Легостаевой кем-то вроде жильца охраняемого ею подъезда. На нем ведь висело еще и расследование факта установки в квартире Морозова подслушивающих устройств. И тут выяснилась интересная деталь. Оказалось, что все заявки на ремонт отопления, сантехники, телефона, электрического освещения и прочих бытовых услуг здесь, в кооперативном доме, были как бы централизованы. То есть каждый жилец отдавал заявку на ту или иную услугу консьержке, а уже та передавала их в ДЭЗ или ЖЭК, непонятно, как эта контора теперь называется — в каждом районе по-своему. Где, собственно, заявки жильцов и хранились. Такой в правлении кооператива удобный установили с самого начала порядок и придерживались его постоянно. Другими словами, можно было пойти и посмотреть, какие услуги и кем конкретно оказывались жильцам за истекший срок. Неплохой опыт, решил Климов и отправился к уже известной ему Элеоноре Израилевне Масловской, бухгалтеру кооператива «Стрела».

Просиявшая при его появлении пышная дама вникла в суть вопроса, залезла в шкаф со всевозможными папками, конторскими книгами и немедленно извлекла на свет пухлую папку.

— Вот! — торжественно заявила она. — Это только за последние месяцы прошлого года! Теперь вы понимаете объем наших забот?! Пожалуйста, вы можете присесть вон на то свободное место и смотреть. А я вам подскажу с удовольствием, если потребуется моя помощь.

Это было произнесено пышной дамой со сверкающими от неутоленной страсти черными очами с такой жаркой готовностью немедленно оказать ему самую неотложную помощь, что Климов решил вести себя в дальнейшем с максимальной осторожностью. Неужто на женщин так безумно действуют его пышные усы?!

Однако объем был действительно велик — и это ведь по всему дому! А ему нужно было только по одной квартире… Ах как пригодились бы для этого кропотливого и внимательного труда заботливые пальчики Марины! Но, увы…

Климов совершил-таки свою роковую ошибку.

Тем же вечером, после неприятного разговора с Грязновым, Сергей, просто томимый неприятным предчувствием оттого, что Марина может теперь уже нечаянно узнать о факте предъявления им во время опознания ее фотографии и истолковать его по-своему, то есть неверно, долго мучился, пока она сама не спросила его, в чем дело. И он, словно в омут кинулся, рассказал ей все, ничего не утаивая. Она слушала и молчала. Тогда он начал объяснять, почему так поступил. Все объяснял лишь одним желанием — провести опознание максимально «чисто», избегая любых случайностей. Говорить-то говорил, а слышал только презрительную насмешку в голосе Вячеслава Ивановича. И с отчаянием понимал, что натворил ужасное.

Когда он закончил свои нескладные, сбивчивые оправдания, не получившиеся из-за молчаливой, тяжелой реакции Марины, она поднялась из-за стола — они сидели на кухне у нее, — открыла дверь в коридор и голосом, начисто лишенным каких бы то ни было интонаций, произнесла:

— Убирайся отсюда, — и добавила сдержанно и негромко: — Пошел вон.

И сама ушла в комнату, откуда через мгновение донеслись ее сдавленные, похожие на стоны рыдания.

Климов даже и попытки не сделал открыть дверь в комнату. Чувствуя себя совершеннейшим болваном, а то и еще похуже — подлецом, унизившим любящую его женщину, он молча стоял в прихожей, держа в одной руке куртку с шапкой, а в другой свой портфель. И ждал. Неизвестно чего.

Наконец она вышла — бледная, холодная, — подошла к входной двери, распахнула ее и отступила на шаг в сторону. И он, не говоря ни слова, опустив голову, шагнул за порог, волоча по полу свою куртку. Дверь за ним тут же громко захлопнулась…

И вот уже прошло несколько дней, а у Климова все валилось из рук — можно сказать, в прямом смысле. И какие еще списки! Какие, к черту, заявки!!

Но дело требовало, и пришлось заниматься. Злость на самого себя неожиданно обернулась удачей. Оказалось, что за последние полгода — все данные фиксировались в заявках — от Морозова не поступило ни одной жалобы или требования к правлению. Следовательно, к нему не приходили и мастера для какого-либо ремонта. Теперь оставалось проверить сей факт уже у Легостаевой и ее напарницы. Может быть, Морозов кого-то вызывал в частном порядке? Такое ведь тоже бывает. Вон того же Сашку, который за бутылку тебе любую работу произведет, либо его соседа, вскрывшего тогда дверь. Но для этого всех их надо опросить… А что поделаешь?.. И отправился.

Никто не приходил к Морозову. Нет, его собственные знакомые — те бывали, нет слов, но ремонтировать что-то? Такого никто не мог припомнить.

Но тут напарница Легостаевой, Клавдия Ивановна с девятого этажа, припомнила, что еще накануне Октябрьских праздников — она свято чтила то, что ей дала советская власть, и кляла нынешнюю, ограбившую ее в девяносто восьмом, — приходил телевизионный мастер. Мол, кто-то из жильцов жаловался, что у него телевизор ничего не показывает, и собирался проверить общую антенну. Он и ключ брал от чердака, чтобы выбраться на крышу. А не зафиксирован по той причине, что неизвестно, кто вызывал. Как бы общая жалоба поступила, и не в ЖЭК, а в телевизионную мастерскую. Короче, документ, который имелся при нем, Клавдию Ивановну удовлетворил, и она отдала мастеру ключ, который он спустя полчаса ей и вернул. Вот и все.

Вспомнить, что за мастерская обслужила жильцов, консьержка, естественно, не смогла. Наверное, одна из ближайших в районе. Климов обошел все, без исключения, районные мастерские и нигде никаких следов заказа не обнаружил. Частная инициатива? Нет, вряд ли. Скорее всего, тот самый антеннщик и «заглянул» в гости к Морозову. Под таких «гостей», как правило, и маскируются всякого рода специалисты по «темным» делам.

Климов попытался выяснить, как выглядел внешне тот мастер, но ничего, кроме того, что он был молод и симпатичен, а еще — в хорошей дубленке, надетой поверх форменного синего комбинезона, узнать не удалось. Даже цвета волос — шапку так и не снял, хотя с женщиной разговаривал. Серьезный аргумент! Здесь, в подъезде, оказывается, еще сохранялись какие-то остатки старого этикета, давно пришедшего в негодность по новым временам…

И вот, докладывая Грязнову о проделанной работе по всем направлениям, Климов уже и сам видел, как разваливаются вроде бы еще недавно такие крепкие и надежные версии. Правда, оставалась еще одна — охотники из Оренбурга и Воронежа, но то была епархия самого Вячеслава Ивановича, и он намеревался отправиться по первому адресу уже на следующее утро. Так что они как бы подводили итоги за те несколько дней, пока Турецкий со своей помощницей находились в Нижнем Новгороде.

Грязнов внимательно выслушивал всех — и своих оперативников, и муровцев, подсказывал какие-то ходы, объединяя усилия сыщиков двух ведомств — главка и министерства. Ведь имеются же среди них вечные, можно сказать, разногласия, ни для кого не секрет.

Отдельно Вячеслав Иванович обратил внимание Николая Герасимова, работавшего по шоу-бизнесу, чтобы тот не торопился с выводами, а пахал основательно. Там же такие тигры, что ненароком зевнешь, а они тебе тут же голову и откусят. Но уже из наработанного Герасимову, по его словам, было примерно ясно, что к убийству журналиста те вряд ли имеют прямое отношение. Ну касательно того, чтобы припугнуть, морду набить, череп проломить — но не до смерти, — это они могут, а на откровенную «мокруху», причем с вызовом, от имени каких-то обиженных «шоуменов», они не пойдут. В телевизионном репортаже Морозова назывались конкретные имена, конкретные ситуации, вплоть до конкретных сумм, — и это все проверяемо. То есть, если у кого-то появилось желание подставить соперника в этом виде бизнеса, лучше способа не придумать. Но это все лежит на поверхности, а значит, не соответствует истине. Тут надо правде в глаза смотреть.