Звездный Пилот - Роман Афанасьев

– Ты…

– Нет, не отвечай, послушай меня. Вот что я тебе скажу напоследок. Думаешь, все, кто поддерживает меня, здесь, в рубке? Маленькая кучка сумасшедших? Нет. Мы бы не смогли этого сделать впятером. Людей, которые думают так же, как я, – много. И они среди твоей команды, Виктор, среди тех мелких людей, к чьему мнению ты не захотел прислушаться. Среди тех, чей голос не звучит на ваших пафосных и унылых бюрократических совещаниях. Подумай об этом, капитан.

Чагин поднял руку, и планшет погас. Связь прекратилась. Павлов уставился в темный экран не в силах пошевелиться. Ужас – самый настоящий ужас, о котором Николай раньше только читал в книгах, сковал его тело. Волосы у пилота встали дыбом, а между лопаток тек настоящий ручей холодного пота. Закрыв, глаза Павлов поднял руки и обхватил голову.

Все было плохо. Гораздо хуже, чем казалось сначала.

* * *

Павлов медленно открыл глаза и невидящим взглядом уставился на стену перед собой. На тусклой полированной поверхности лежал светлый блик от диода, горевшего над головой. Холодный кондиционированный воздух сушил кожу на лице. Из черного провала колодца несло затхлостью. Вдалеке рокотали и вздыхали механизмы корабля.

Откинувшись, Николай коснулся затылком холодной стены. Обвел взглядом крохотную площадку контроля, взглянул на терминал. Вот, значит, как. Да. Это серьезно. Это вам не пробоина в борту, не пожар, не отказ техники. Пилот снова прикрыл глаза, пытаясь осмыслить все то, что он только что услышал. Чагин… Чагин сошел с ума. Но в его безумии есть своя правда.

Поерзав, Павлов подтянул под себя ноги, обнял колени. Бросил долгий взгляд в черный проем колодца. Да. Все так и есть. Все эти переходы, железные двери, трубы в колодцах, киберы-уборщики, замки на дверях. Все это – прошлый век. Всего полчаса назад, пробираясь по темному туннелю, Николай поймал себя на мысли, что идет сквозь недра старого морского судна, работающего на угле. Железо, тепло. Рычаги, кнопки. Герметичные двери. Обслуживающий персонал – целая армия. За прошедшие столетия принцип не изменился. Берешь железную банку, набиваешь ее людьми, бросаешь в неизвестность, надеясь на лучшее. Да, материалы стали прочнее, двигатели экономичнее, механизмы – надежнее. Но принципы… Принципы не изменились.

Неужели все так плохо? Николай припомнил работу в ангарах и нахмурился. «Утюги» – надежные машины. Но вокруг них постоянно вьются техники. Не выспавшиеся, с красным глазами, работающие по две смены подряд. В ремонте всегда находится пара машин. Всегда это мелочи – то проводка, то программное обеспечение, то восстановление поверхности. Его любимая «двушка» тоже не раз отказывалась стартовать, и тогда ее облепляли толпа ребят в серых комбезах. Да, быт заедает. А если взглянуть на все это в масштабах всего корабля? «Академик Ефремов» – не катер, его не поставишь в док на обслуживание во время полета. Все действительно так плохо? Вполне возможно. Но почему все молчат? Или… или не молчат?

Засопев, Павлов с ненавистью глянул на терминал. Судя по разговору, Чагин вовсе не одинок в своих убеждениях. Хуже всего, что он прав – технологии прошлого века не годятся для работы в дальнем космосе. Да, караван грузовиков на Луну, регулярный рейсы на Марс, исследования Плутона, Нептуна. Да. Но сейчас они прыгнули выше головы. Это очевидно. И в самом деле, почему? Хватило бы одного прыжка, лет на пять. И обратно. Зачем такие сложности?

В этом безумии есть рациональное зерно. Есть своя правда. И этот разговор об артефакте тоже укладывается в схему. Выходит, и тут Чагин прав. В самом деле. Если есть надежда усовершенствовать наши технологии, значит, надо брать данные в охапку и бежать домой. Со всех ног. Сделать то, что сам Павлов сделал по приказу Федорова. Любой ценой доставить драгоценную информацию исследователям. Федоров за это жизнь отдал. И Рим. И Зоя. И все остальные. Что будет, если все это действительно сгинет вместе с «Ефремовым» в глубинах дальнего космоса? Это значит, что все они умерли напрасно? Зря? Так нельзя. Это неправильно.

Выходит, Чагин прав? Значит, лучше сидеть на месте и не дергаться, пока его команда разворачивает «Ефремова» для прыжка на Землю? Что делать пилоту Павлову, который затаился в технических коридорах, как мышь за веником?

Николай поднял руку, потянулся к планшету, чтобы включить связь с замком, и бессильно уронил руку на колени. Что делать? Тихий голос из самой глубины шепнул – останься. Просто побудь здесь, пока все не кончится. Никто и слова не скажет в любом случае. Ты заперт. Ты в ловушке. Ты никак не можешь повлиять на исход дела. Чагин развернет корабль, сделает прыжок. Горючее для прыжковых двигателей кончится. И у «Ефремова» не будет выбора, ему придется идти обратно к Земле. Возможно, Чагин откроет рубку, сдастся капитану – ведь его работа будет выполнена. А возможно, попробует сохранить статус-кво до самой Земли. Но четыре года… Четыре года в коридорах не просидишь. Рано или поздно придется выйти и сделать свой выбор.

Выбор.

Павлов поднял ладони, прижал к пылающему лицу. Его трясло. Николай всегда считал себя бунтарем-одиночкой, идущим против правил, нарушающим приказы. Если того требовали обстоятельства. Но так далеко он не заходил. Беспокойный пилот Павлов – просто капризный ребенок по сравнению с теми, кто захватил рубку. Заложники? Убийства? Пойдет ли Чагин до конца?

Застонав, Николай отнял руки от лица, с ненавистью взглянул на трясущиеся пальцы. Трусишь, тело. Беспокоишься за свою шкуру.

Сжав правую руку в кулак, Павлов со всей силы стукнул в стену. Раз! Другой! Заныли костяшки, из глаз брызнули слезы. Вот тебе! Задыхаясь, Николай откинулся на спину, хватая сухой воздух широко открытым ртом.

Техника несовершенна. Технологии отстают в развитии? Глупости. Ерунда! Несовершенен человек. Несовершенна вся наша мораль, раз еще находятся такие люди, которые способны взять в заложники человека. Да, мы не готовы к дальним путешествиям. Но не потому, что ломаются железки. А потому, что ломаемся мы сами. В нас самих слишком много изъянов, темных пятен, неисследованных глубин. Технику можно исправить. Усовершенствовать. Разработать новые технологии. А что делать с человеком? Насколько мы отличаемся от тех первобытных людей, которые резали друг другу глотки за кусок блестящего камня? Как усовершенствовать человека? Как укрепить его дух? Мораль? Куда смотрели все эти психологи и психиатры, планировавшие экспедицию? Как они допустили, чтобы на борту оказались те, кто… Или это тоже тест? Проверка на прочность? Как далеко в космос может забраться железная банка с людьми? И как далеко могут зайти люди внутри этой банки? Эксперимент внутри эксперимента, проводимого для запуска новой серии экспериментов?

Зарычав, Павлов вскинул кулак, размахнулся, целя в кровавое пятнышко на блестящей стене… Замер. Опустил руку.

Ты не такой. Федоров. Рим. Зоя. Инга. Архипов. Левченко, Семенов, Карпов. Вазген, Януш, Феликс, Джонни, Эрнест, Ажар… и сотни людей на этом корабле. Не такие, как Чагин. Мы. Мы не такие, как он. Нас больше. Мы – новые люди, мы – новые технологии. И в то же время – старые, древние, наследующие самые старые принципы предков. Одна смерть ради блага других – да. Это было всегда. И будет. Чем мы все отличаемся от Чагина? О, есть великое отличие между нами. Можно отдать свою жизнь ради жизни других. Ты можешь пожертвовать своей жизнью. Но забрать чужую? Нет. Ты не можешь решать за других. Не должен.