Оборотни в эполетах. Тысяча лет Российской коррупции - Александр Бушков

Несмотря на все эти крутые меры, дуэли оставались в самом широком распространении. Дело чести, понимаете ли. Общее состояние умов было таково, что моральному осуждению и форменному изгнанию из «общества» подвергся бы как раз человек, попытавшийся от дуэли уклониться (по меркам того времени – бесчестный поступок). А посему и на протяжении XIX века, что до реформ, что после, то и дело в укромных местах гремели пистолетные выстрелы. Порой дрались по крайне серьезным причинам, но сплошь и рядом – из-за совершеннейших пустяков. Коли уж вызвали – приходилось драться…

Вскоре после Русско-турецкой войны в одном из петербургских ресторанов обедал со знакомым молодой офицер в мундире гвардейской легкой кавалерии, с Георгиевским крестом на груди. Некий подвыпивший штатский рассмеялся ему в лицо:

– Удивляюсь, как можно было получить Георгия в вашем полку, который, сколько известно, нигде храбростью не отличился и никаких побед не одержал?

Полк он назвал точно – люди, понимающие это, определяли легко: у каждого полка мундир чуть отличался от других – цветом, погонами, петлицами, шитьем или отсутствием такового. Офицер потребовал у нахала взять свои слова назад – в ответ последовали новые оскорбления. Защищая честь мундира и честь полка да и свою, офицер тут же вызвал оскорбителя на дуэль – но закончившуюся трагически как раз для него. Была выбрана «американская дуэль» – самая жесткая разновидность, не оставлявшая проигравшему ни единого шанса остаться в живых. Дуэлянты одновременно выдергивали из кулака секунданта два конца носового платка – один был завязан узелком. Тот, кому достался узелок, должен был тут же покончить с собой. Узелок достался оскорбленному офицеру – и он, как человек чести, тут же выстрелил себе в висок…

В похожей ситуации извернулся один из известных французских писателей, чуть ли не сам Дюма. Угодив под «американку» и вытянув роковой узелок, он добросовестно ушел в другую комнату с пистолетом в руке, и там раздался выстрел. Присутствующие опечалились было, но тут же появился мастер пера и весело объявил:

– Промахнулся, не попал!

Смех, аплодисменты… И никакого ущерба для чести. Таковы уж французы: с помощью остроумной фразы частенько можно и из нелегкой ситуации выпутаться, и ущерба для чести не обрести. Измельчали потомки д’Артаньяна, однако… В России (да и в других странах) такие штучки не проходили…

В описанном случае повод был все же серьезным: офицер был обязан защитить честь мундира и честь полка, да и собственную тоже. Другой случай гораздо более нелепый…

В дорогом ресторане ужинала компания великосветской молодежи, военные и штатские. Один из штатских то ли пришел от выпитого в меланхолию (пили изрядно, ужин был без дам), то ли пережил какую-то сердечную драму, после чего разобиделся на всех женщин в мире. Он высказал несколько желчных и язвительных замечаний – именно что в адрес женского пола вообще. Молодой гвардейский офицер за прекрасный пол оскорбился – да вдобавок ему, тоже выпившему немало, показалось, что сосед по столу еще и намекает на какую-то конкретную, близкую офицеру особу. Вызов. Дуэль. Убит был гвардеец…

Тот самый Утин, адвокат, защищавший ревнивую Каирову, стал участником дуэли, считавшейся одной из самых знаменитых и громких из поединков второй половины XIX века. Причины там были сложные, идейно-политически-эротические. Все переплелось самым причудливым образом…

Утин защищал молодого человека «из общества» по фамилии Гончаров, привлеченного к суду за распространение политических прокламаций. К нему пришел Жохов, молодой, но уже достаточно известный журналист, а по совместительству – и чиновник одного из департаментов Сената. И довольно прозрачными намеками попросил провести защиту спустя рукава, так, чтобы Гончарова непременно осудили. Ларчик открывался просто: Жохов состоял любовником Гончаровой, которая по тогдашним законам в случае осуждения мужа развод получала едва ли автоматически – и Жохов мог бы на ней жениться.

Чувства у него были, похоже, настоящие – вот только метод он выбрал не вполне честный. Вообще, репутация у него в обществе была не вполне идеальной – он считался втихомолку человеком беспринципным, способным на любые бесчестные поступки. Каковую репутацию и подтвердил, заявившись с таким предложением.

Утин не просто отказал – не стал держать эту историю в тайне, рассказал не одному знакомому, комментируя личность Жохова и его предложение весьма нелестно. Разозлившийся вызвал его на дуэль – и получил смертельную рану, от которой вскоре умер.

История на этом не закончилась, у нее было продолжение прямо-таки в стиле латиноамериканских мыльных сериалов. Как ни старался Утин, его подзащитного все же осудили – политика… Самого Утина тоже отдали под суд за дуэль и приговорили к заключению в крепости. Правда, сидел он недолго, несколько месяцев, – суровые законы против дуэлей, как я уже говорил, частенько работали не в полную силу, если работали вообще. Кстати, дуэль носит еще и «литературный» оттенок: у обоих участников секундантами были четверо известных тогда писателей.

Гончарова, враз оставшаяся и без мужа, и без любовника, в расстройстве чувств покончила с собой. Ее сестра Александра Лаврова пришла домой к Утину с револьвером и добросовестно выпалила почти в упор. Пуля лишь скользнула по черепу, содрала кожу и оглушила адвоката. Видя кровь, видя, что Утин упал, Лаврова решила, что убила его – и выстрелила себе в висок, на сей раз не промахнувшись: промахнуться, стреляя себе в висок, может только французский литератор…

Опять-таки в ресторане, опять-таки без дам веселилась компания светской молодежи, одни штатские. Выпив изрядно, начали шалить. Один из гуляк высыпал на голову приятелю полную солонку. Тот в ответ схватил за хвост селедку и от души заехал ею шутнику по физиономии. На том бы и закончить – но через пару дней состоялась дуэль, на которой был смертельно ранен шутник с солонкой…

Порой (хотя и редко) от дворян не отставали и купцы – хотя их дуэльные строгие правила, в общем, и не касались. Под Петербургом как-то стрелялись по всем правилам двое молодых купцов. На большом именинном обеде один из них как-то оскорбительно отозвался о семействе другого, и тот назавтра прислал секундантов. Вызванный, не будучи дворянином, мог отклонить вызов без всякого ущерба для чести, но оказался человеком гордым и вызов принял. Убийством не кончилось, но рану один из дуэлянтов получил серьезную…

В 1873 году много шума в Петербурге наделала и стычка между Джоном Шандором, американским подданным и коммерсантом, и остзейским (то есть прибалтийским. – А. Б.) немцем, бароном Шлиппенбахом. Обстоятельства опять-таки были не вполне серьезные.

Шандор медленно ехал на извозчике с сестрой, молодой и красивой незамужней девушкой. По тротуару прогуливались в поисках развлечений двое совсем молодых дворян, Шлиппенбах и его друг Кубе, только что закончившие элитное училище правоведения. Увидев красавицу, молодые повесы воспрянули духом и стали незаметно для брата ей подмигивать и строить глазки. Очаровательная мисс притворилась, будто ничего не видит (женщины это прекрасно умеют). Тут Шандор велел извозчику остановиться у магазина и вошел туда, оставив сестру одну в коляске. Обрадованные молодые люди немедленно подошли к ней и продолжили приставания. Впрочем, они выглядели сущими джентльменами по сравнению с иными уличными приставалами, которые в случае резкого отпора могли и грязно обругать даму, и влепить ей затрещину. Всего-то навсего таращились во все глаза и восклицали: