Его одержимость - Astra Maore

А теперь я в ней не просто пассажирка, а почетная гостья?

Я еще не могу привыкнуть.

— Мужчины вперед, девушки назад, — Рейес командует, и папа садится рядом с водителем. А мы с мамой на заднее сидение.

Мама первой, а когда я пытаюсь сесть в машину, Рейес вдруг приобнимает меня, будто помогая залезть, и быстро целует в уголок губ.

Жарко. Резко. Обдавая запахом своего парфюма и вина.

А у меня неожиданно слабеют ноги.

Я не должна так остро на Рейеса реагировать, но мое тело будто считает иначе.

Миг — и он меня отпускает, зато я оказываюсь в салоне.

— До ночи, Анхела, — и Рейес закрывает дверь.

— Горячий мужчина. Первосортный, — мама шепчет мне на ухо.

Да-да. А еще богатый. Король всех местных земель.

Представляю, что мне скажет Мерседес. Раньше мне было забавно слушать ее рассказы про секс, но теперь я изменилась.

* * *

Я не верю своим глазам.

Въезд через парадные ворота, постройки и реально красивый особняк не вызывают у меня такого изумления, как мой собственный дом, стоящий на краю поля в маленькой рощице. Это точно он. Я узнаю камни.

Мы выходим из машины, и когда я вижу всех: Хуана, Мерседес, а еще Консуэлу и Милагрос, моих младших сестер, то забываю обо всех тревогах.

Бегу к ним, обнимаю и целую каждого по очереди.

Родителей никто не ждал, и мы превращаемся в радостный и шумный клубок, где все целуют и обнимают всех, смеются и плачут от радости.

— Господин Рейес дал нам кучу денег, представляешь! И всех-всех накормил! Нам сюда привозили еду из настоящего ресторана! А потом с кухни самого господина Рейеса. А мясник и его свора вообще исчезли с рынка! — Хуану для счастья нужно так мало. Он выглядит лучше: синяки уменьшились, а палец потихоньку заживает.

— Сам Рейес дал деньги и лично кормил?

— Нее, его люди. Самого господина Рейеса мы не видели.

У Милагрос и Консуэлы дорогие игрушки и настоящие золотые украшения. Они тоже довольны.

— Пойдем поговорим, Анж. Расскажешь мне то, что не можешь родителям, — Мерседес тянет меня из дома.

Сейчас начнется.

Сопротивляться Мерседес бесполезно. Она, как наша мама, умеет продавливать очень мягко, зато надежно.

— Хорошо, пойдем.

Мы уходим в рощу и оглядываемся. Вроде вокруг никого.

— Ну что… у него большой? — Мерседес смотрит на меня красивыми карими глазами. Ей явно интересно.

Врать бесполезно. Она быстро раскусит.

— Угу. Как дубинка. Для меня слишком большой.

— Было больно?

Я отворачиваюсь, но Мерседес хватает меня за руки, и я вынужденно отвечаю:

— Да. Было.

— Погоди. Все время больно? Тебе вообще не понравилось?

Я нехотя признаюсь:

— Было как-то странно. Я не до конца поняла. Сначала очень больно, а когда он меня поцеловал, стало как-то получше…

— И ты не кончила?

— Прекрати, Мерседес. Я смущаюсь!

— Хм, это не дело, Анж. Попроси Рейеса быть понежнее. Или он любит только грубо?

— Я понятия не имею, что он любит!

— Не знаешь? Ну ты даешь. Секс — это же не пытка. Это взаимное удовольствие! В общем, Анж, нужно правильно настроиться. Скажи ему, чтобы дольше тебя гладил. Гладь его сама, целуй и ничего не бойся. Если у него реально дубинка, а не тебе показалось от испуга, то ты скоро начнешь улетать.

Я слушаю ее вполуха, но понимаю: Мерседес права.

Этой ночью все неизбежно случится. До моих месячных пока далеко, а значит, Рейеса ничто не остановит.

* * *

Весь день я размышляю над тем, как Рейес собирается меня воровать.

Если он явится в бандитской черной маске, напугает родных и схватит меня, я его никогда не прощу.

Мне хочется с кем-нибудь посоветоваться.

Консуэла и Милагрос еще учатся в начальной школе, их спрашивать рано. Хуан тоже не советчик.

Мама и Мерседес уверены, что счастье в личной жизни — это что-то очень простое и более, чем естественное.

— Разговаривай с ним, Анж. Если он не хочет разговаривать, накорми его, приласкай и попробуй снова. Только не замалчивай проблемы. Ты у нас любишь в ракушку свою запираться, как что не так, ну вот не надо этого. Мужчины не читают мысли. Так ты его только разозлишь.

Я иду гулять с папой. Он единственный, кто в нашей семье не попал под огромное обаяние Диего Рейеса, которое у того, оказывается, есть.

Мы идем вдоль поля, и папа рассказывает:

— Это Рейес, Анхела. Он не отступится. Он когда говорит о тебе, глаза так и горят. И сам не замечает, что слегка улыбается.

— Ну а я Рубио. Что мне какой-то Рейес… — мне хочется рассказать, как Рауль Фуэнтес замуровал меня заживо, и меня до сих пор трясет от мысли, что меня могли не найти, но я благоразумно молчу.

Папа вдруг добавляет:

— Рейес в тебя влюблен. Если ты его оттолкнешь, не пожалеешь ли потом?

— Пап… Я должна выйти за него замуж, чтобы люди замолчали…

— Ты не должна. Просто ты сама так хочешь, но из гордости упираешься.

— Вот ты тоже считаешь, что мне прям нравится Рейес, но я не хочу это признавать?

Папа пожимает плечами и улыбается.

— Тебе решать.

Родители взяли отгул всего на три дня, поэтому больше мы к Рейесу не возвращаемся.

Просто стараемся быть вместе как можно больше: готовим ужин, рассказываем, у кого что произошло на работе и в школе, Мерседес показывает фото своих детей.

Ночь все ближе, а от Рейеса ни слуху, ни духу.

Я ловлю себя на том, что всерьез начинаю волноваться.

И самое странное, что я не боюсь секса. Я как-то вообще не думаю о сексе.

Просто невнимание Рейеса непривычно и очень тоскливо.

Так уже было, когда он бросил меня в доме Фуэнтесов. Но там девушки много его обсуждали, и я как будто узнавала его лучше.

А моя семья Рейеса не знает и говорить о нем никто не хочет.

Не молиться же на его деньги.

В воздухе остро пахнет ночными цветами, а мне не хочется идти в дом. Я сижу в саду на скамейке, укутавшись в плед и жду, сама не знаю, чего.

Рейес пошутил, что украдет меня ночью. А потом еще раз пошутил, попрощавшись «до ночи».

Сейчас он просто мирно спит после тяжелого дня, а я тут, как дура, в саду зависаю.