Анабиоз. Новая Сибирь - Юрий Бурносов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Готов! — заорал Золотой, прыгая в экстазе. — Готов, падла, сука драная! Новичок, падла, рулит!
Кто-то завопил, что это не по правилам, но Антону было уже по хер. Он оперся на плечо выскочившего на арену Золотого и вырубился.
Нет, он не полностью потерял сознание. Он понимал, что его куда-то тащат, что одевают, протирают раны чем-то огненно-щиплющим, кладут на что-то мягкое…
Открыл глаза.
— Ты молоток, братуха, — сказал Золотой, протягивая Антону бутылку. — Бухни.
— Что это?
— Ну, типа пиво. Не боись, слабенькое, градусов десять. На шишках.
Антон хлебнул отвратного пойла со вкусом хвои и вернул пластиковую бутылку Золотому.
— Ты, чувила, меня поднял неслабо! — заявил Золотой. — И Матроса тоже… Пойдешь завтра в рейд, как говорил. На самом деле, мы бы не поверили, кабы ты башку не принес. Кого, ты сказал?
— Да не помню я, как его звать. И не говорил ничего, Я ж недавно в деревне. Пацан какой-то…
— Верно, не говорил. Но морда знакомая, видал я там такого, видал… И не сам же он ее себе отрезал. Однако проверили все равно. Ты выдержал, чувила! Я бабла поднял на тебе! Вернемся — угощу чем получше.
— Спасибо, братан, — сказал Антон и сделал еще несколько глотков. Конечно, на обычное пиво этот напиток походил весьма отдаленно, но сейчас взбодрил и он. — Спасибо…
— Спи, — велел Золотой со всем максимумом доброты, на который был способен. — Спи. А погоняло тебе у нас будет Кловун.
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые…
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные, страстные речи,
Взгляды, так жадно и нежно ловимые,
Первая встреча, последняя встреча,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное, далекое,
Слушая говор колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Антону приснилось, что он поет этот романс в общаге универа. Романс гарантированно снимал поголовье баб, словно косой. Оставалось только выбирать.
Но сейчас было не до баб. Антон вспомнил, где и зачем находится. А окончательно его убедил все тот же Золотой, открывший ногой дверь в халупу и крикнувший:
— Подъем! Война!
Антон выбрался наружу. Войско Мокрушина стояло на плацу во всей красе и, если честно, выглядело куда серьезнее, чем подозревал Антон. Ну да, правильную сторону выбрал. Даже автоматы есть, и пулемет ПКМ. Форт по всем правилам брали ночью, точнее, очень ранним утром. В четыре часа, как известно, самый сон, человеку трудно очухаться, когда его разбудят.
Антон встал в строй, но к нему тут же подошел Золотой и сказал:
— Ты пойдешь вперед. Ты знаешь, что там и как внутри, а если дернешься, чего тоже нельзя исключать, то наши тебя вальнут. Вот они, Кузя и Блесна.
Кузя и Блесна на Антона хорошего впечатления не произвели. Два урода с посеченными шрамами мордами, компания еще та. Но отказываться не пристало, Антон кивнул.
— Кузя старший, — добавил Золотой.
Хрен с ним, старший так старший. Что уж теперь выбирать…
— Пошли!
Ориентируясь на спину Кузи, Антон побежал на построение. Выслушав короткий инструктаж по взятию форта Ирины Ивановны, Антон вскинул на плечо свой починенный ИЖ и присоединился к Кузе и Блесне.
Накрапывал дождик. Бил по капюшону, размывал землю под ногами.
— Ну, Кловун, готов? — спросил Кузя.
— Готов.
— Пошли тогда. И смотри, если чего — не обессудь. Ты вроде как прописался у нас, но доверия полного пока тебе нету.
— Да я понимаю, Кузя, — мирно сказал Антон. — Не волнуйся, все будет в ажуре.
— В ажуре так в ажуре, — не стал спорить Кузя. — А ружье дай-ка лучше мне. А то нехорошо получается: я старший, и с пикой, а ты молодой, и с ружьем.
— Держи, — Антон протянул ИЖ. — Осторожно, там курок на верхнем стволе чиненый, не родной. Я проверял, вроде нормально работает, но, случается, сам срывается — если стукнуть прикладом сильно или уронить. Чтоб ты, если что, на меня не грешил.
— А это правильно, что предупредил, — понимающе кивнул Кузя. — В самом деле, мог и на тебя подумать. Буду внимательнее, Кловун.
Блесна так ни слова и не сказал, молчал, покуривая вонючую самокрутку. Самокрутка была хитро вставлена в дырку между верхними передними зубами.
Они тронулись в путь. В темноте было идти трудно, к тому же земля очень скользила под ногами. Однако Кузя вел уверенно, видимо, хорошо зная местность. Давно, что ли, готовились? Скорее всего. Ну не могли такие люди, имея рядом вполне благоденствующий по нынешним меркам объект, ограничиться сбором с него дани и не разработать план захвата… Так что Антон правильно выбрал сторону, чего уж там Матросу было устраивать проверки. Дураку понятно, что форт не выдержит, хоть там и народу больше. Народ народом, но одно дело — поросенка приручать или зерно сеять, и совсем другое — воевать и командовать. А ведь Ирина Ивановна при желании могла бы с Матросом сговориться, наверное. Баба-то она непростая, даром что обычный фельдшер. Есть у нее командирская струнка, вдвоем бы с Матросом они всех бы в кулаке держали. К тому же это мужики на пару править не умеют, а мужик с бабой — ого-го!
Блесна поскользнулся, ухватился за сухое деревце, с треском сломал. Кузя вполголоса выматерился и добавил:
— Кто еще чем-нибудь треснет, того я сам так тресну, что зубы за километр улетят!
К забору они подобрались именно там, где и рекомендовал Антон. Дело оставалось за малым — перебраться, открыть ворота, тихонько снять часового, если таковой имеется. У Блесны с собой был специальный штурмовой крюк со ступенькой, сделанный из согнутого должным образом арматурного прута. В самом деле, заранее готовились, причем весьма обстоятельно.
Блесна уже хотел воспользоваться своим осадным инструментом, но Кузя остановил.
— Дернем для успеха, — шепотом сказал он и вынул из кармана стеклянную бутылку-четверочку с завинчивающейся пробкой. — Спиртяжка!
Именно эта четверочка и натолкнула Антона на мысль. Точнее, на воспоминание о прочитанной бог весть когда книге Юрия Германа про милиционера Ивана Лапшина. К тому же первому Кузя протянул бутылку Блесне, и тот, держа в руке арматурину, хотел уже прислонить ее к забору, чтобы отвинтить крышечку, но Антон протянул руку:
— Давай.
Блесна отдал ему железяку, открыл бутылку и сделал глоток. Удовлетворенно кивнул, протянул было спирт Кузе, но Антон перехватил, сказав:
— Я чуток хлебну, а остальное командиру.
— Сечешь, — расплылся в улыбке Кузя.