Обреченная цитадель - Евгений Сухов

– Эмоционально… Только нас красноречием не запугать. Спроси у него, какое вооружение в крепости? – спросил Катуков.

Майор Герасимов перевел, а когда оберст-лейтенант Флакке ответил, повернулся к командующему.

– В крепости есть все… Совсем недавно прибыл эшелон с самоходками и танками. Внешнюю сторону крепости защищают противотанковые зенитки. В самом городе на всех углах улицы стоят крупнокалиберные пулеметы. Простреливается каждый перекресток, каждая площадь. Если танковая армия войдет в город, то улицы Познани станут для нее самой настоящей ловушкой. Обратно им уже не выбраться, все они будут сожжены. В самом городе отстроены сильно укрепленные форты. Командование считает их неприступными. Между ними оборудованы десятки огневых пулеметных и минометных точек. Для противовоздушной обороны построено восемнадцать железобетонных площадок с зенитными орудиями. По существу, это тоже небольшие крепости, в них достаточно места для прислуги и боеприпасов. На подступах к фортам немало домов, которые тоже можно назвать крепостями, каждая из них имеет круговой обзор с возможностью отражения атаки.

– Теперь понимаю, с чем мы имеем дело… Уведите арестованного, – распорядился генерал-полковник Катуков. – И поосторожнее с ним там, он нам еще пригодится.

– Есть увести, – сказал майор Герасимов. – Stehauf Zum Ausgang![47]

В ответ оберст-лейтенант произнес длинную эмоциональную фразу.

– Чего он там лопочет? – спросил Катуков, посматривая на побледневшего немца.

– Спрашивает, куда его поведут? Ведь ему обещали жизнь.

– Жить, значит, захотелось… Скажи ему, чтобы он успокоился.

– Он не верит, не хочет вставать. Может, его за шкирку отсюда вытряхнуть? – предложил майор.

– Это лишнее, с таким ценным «языком» следует действовать поделикатнее. – Взяв со стола пачку папирос «Беломорканал», он протянул их растерянному оберст-лейтенанту. – Кури, фриц, тебе еще долго здесь сидеть, а таким табачком тебя вряд ли кто еще побалует.

Генерал-лейтенант Попель широко улыбнулся:

– Балуете вы его, товарищ генерал-полковник, а потом он наверняка к своим немецким сигаретам привык.

– О сигаретах пускай надолго забудет. Это последний хороший табачок, который он курит. Дальше для него русская махорка за счастье будет… И то не всегда! – Выставив вперед большой палец, генерал-полковник продолжил, обращаясь к немецкому оберст-лейтенанту: – Это тебе, фриц, гешенк, подарок, от русского генерала. Кури себе на здоровье! И не дрейфь! Никто тебя не расстреляет. Такой ценный «язык», как ты, целой дивизии стоит.

Немец осторожно взял пачку папирос и со смущенной улыбкой негромко поблагодарил:

– Danke[48].

– Все, уводи его, майор. Кажется, он меня и без перевода понял. И не связывай ему руки. Куда он отсюда денется.

Пленный поднялся и, заложив руки за худую, слегка согнутую спину, покорно направился к двери.

– Какой план, Михаил Ефимович? – спросил генерал-лейтенант Попель.

– А план у нас один, дорогой Николай Кириллович. Бьем немца дальше! И на этот раз мы уже будем не одни. К Познани подходит шестьдесят девятая армия генерал-полковника Колпакчи. Наша задача – переправиться через Варну, – подошел он к карте, обыкновенными кнопками пришпиленной к стенке, – взять город в клещи и ударами с юга и с севера овладеть им. Думаю, что вполне осуществимая задача. В конце концов, чем этот город лучше тех, что мы брали раньше?

Еще через два часа, выстроившись в нестройную колонну по четыре, прибыла первая штурмовая инженерно-саперная бригада, главная задача которой – прорывать немецкие укрепрайоны; делать бреши в эшелонированной обороне противника, через которые следом лавиной проходит пехота, чтобы завершить начатое.

Формировались штурмовые бригады из саперных батальонов, проявивших себя в боях наилучшим образом. Отбирались в штурмовики молодые сильные мужчины, прекрасно владевшие оружием, в том числе и трофейным, прекрасно разбирающиеся в технике. Но даже этого было недостаточно, и прежде чем попасть на фронт, штурмовики инженерно-саперных бригад проходили специальный курс по скрытому передвижению, метанию гранат, ползанию по-пластунски, бегу по пересеченной местности с усиленным боекомплектом, мастерству рукопашного боя, а также прочим военным премудростям, без которых невозможно проводить наступательную операцию. Немалое значение придавалось разведке: составлению карт немецкой обороны и выявлению наиболее уязвимых мест.

Штурмовики выделялись среди пехотинцев и внешне. Как правило, крепкого сложения, рослые, с ранцевыми огнеметами за плечами; нередко обвешанные пулеметами и противотанковыми ружьями, комплектом гранат на поясе. Все как один одеты в пуленепробиваемые стальные жилеты, поверх которых была неизменная телогрейка, в стальных касках. На всякого, кто видел отряды штурмовой пехоты, они производили сильное впечатление. Не без гордости штурмовики демонстрировали отметины от пуль на своих бронированных жилетах, каждая из которых могла стоить им жизни.

Первый штурмовой инженерно-саперный батальон в полном вооружении выстроился подле рва, с изумлением посматривая на огромные деревянные крепости, выросшие за сутки на огромном пустыре. Зрелище впечатляло, не каждый день можно было повстречать столь изысканное зодчество.

От колонны отделился высокий человек в стальном жилете и с автоматом на груди и уверенным шагом направился к Велесову. Что-то в его походке и в повороте головы Михаилу показалось невероятно знакомым, и, только всмотревшись, он узнал в штурмовике своего однокашника Константина Балабанова. За последние три года, что они не виделись, он крепко изменился. Черты лица заметно погрубели, на правой щеке появился глубокий шрам, придававший его лицу некоторую асимметрию. Но вот глаза, взиравшие на него упрямо и твердо из-под наползшей на лоб каски, остались неизменными.

– Константин, – невольно выдохнул Велесов, узнав в человеке, облаченном в штурмовое обмундирование, своего однокашника.

– Здравствуй, Миша, – просто произнес Балабанов, протягивая ладонь, как если бы они расстались вчерашним вечером. Словно и не было между ними пропасти длиной в целую войну.

Ни громкого восклицания, ни дружеского похлопывания по плечу, а просто рукопожатие. Правда, крепкое, какое бывает между людьми, связанными общим делом. И тем самым дававшее понять, что служба, а тем более если она проходит на войне, выхолащивает второстепенные эмоциональные проявления, оставляя лишь главное, лежащее на поверхности. А главным для них сейчас была крепость, стоящая на пустыре, на которой предстояло отрабатывать приемы штурма. И от того, насколько качественно они проделают свою работу, будут зависеть их жизни и жизни их подчиненных.

Существовала еще одна веская причина, по которой они не бросились друг другу в объятия, и называлась она красивым женским именем Полина. Каждый из них понимал, что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, но Полина навсегда останется между ними разделительной полосой.