Отыгрывать эльфа непросто - Леонид Кондратьев

— Ну, тогда эти вот страдальцы все нам и без надобности. Я тут еще вечерком стрелы поиспытываю, ну а оставшихся, чтоб посговорчивее были, денька три еще поводи.

Часть самых слабых можно потом отпустить — пусть своих попугают. Если всех убить, воспитательный момент пропадет. И вообще, не мешайся, у меня мысль появилась. Хотя нет, стой! У тебя муравейник, да побольше, рядышком найдется?

В туже ночь процесс испытания стрел был продолжен.

Посидел для приличия у костра — погрустил. И что-то так хреново мне стало. Вспомнилось и ночное развлекалово, и процесс вырезания заготовок для флейты. И то, что эти заготовки ожидают меня в муравейнике, обитатели коего, простимулированные Лешим, стахановскими методами очищают человеческую бедренную кость… Левую… Правую я испортил, когда в процессе вырезания во мне что-то сильно перемкнуло и вдруг стало очень плохо на душе. Но, впрочем, это быстро прошло… Почти…

Лучшее средство от хандры, как показала практика, прогулка. Прогулка под полной луной с полным колчаном стрел. И игра в прятки — прятки со смертью. Нет, не той, больничной, накрахмаленной, худенькой, бледной девочкой Смертью. И не с разложившимся окопным скелетом дамы по имени Смерть. На залитой луной местности в прятки играли две статные девы — затянутая в фельдграу фрау Тодт и закутанная в тончайшие паутины шелка таинственная темноэльфийская jalil Elghinn,[3]очаровательно прикусывающая в волнении клычком свои бледные губы с блуждающей на них страшной и притягательной улыбкой, полной неземного наслаждения…

Счет: ноль — шесть… четверых раненых не засчитали…

Результаты испытания… как бы это сказать… поражали. Точность, конечно, до углепластика не дотягивала ни в коем ракурсе. Бронепробиваемость тоже не особо. Хотя тут можно возложить вину на наконечники из ковкого железа, сделанные абы как. Так я ж не для себя делал — для продажи. Каску с расстояния в сто метров не пробивает. И навесом тоже. Стрела от такого разлетается буквально в пыль.

Кружиться в стремительном танце вокруг подвывающих от страха хумансов, но не показываясь и не приближаясь к ним ближе все той же сотни метров, оказалось восхитительно, волшебно! Первоначальные попытки определить, откуда прилетела бесшумная смерть, попытки стрелять в темноту. Команды их командира, из последних сил и сорванного горла пытающегося организовать круговую оборону. Истерический лай и скулеж запуганных насмерть собак. Свист пролетающих где-то в стороне этих нелепых, слепых железяк — пуль. Впрочем, это мельтешение скоро очень сильно надоело. Оставив страдальцев караулить рассвет, я отправился к уже знакомому муравейнику и, подхватив заготовку, вернулся к костру.

Кожаный ремешок, посыпанный мелким, искристо белым песком, стремительно скользил по кости, отгоняя мысли, желания, воспоминания. Монотонная, успокаивающая работа, тихий скрип разрезаемой кости, треск затухающих углей, уже подернутых серым саваном пепла.

Самое сложное при обработке кости, особенно в походных условиях, — правильно ее высушить. С этим всегда проблемы, ведь, если сушить на костре, есть опасность неравномерного нагрева и растрескивания. Если оставить как есть и к тому же плохо очистить, через пару дней обращаться с изделием можно будет только в противогазе, причем изолирующем. Поэтому нет ничего более успокаивающего, чем аккуратно, медленно и вместе с тем равномерно прогревать свежеотполированную кость над жаром углей, прислушиваясь к ночной тишине.

Час перед рассветом, собачья стража. Когда-то давно это время, когда ночная прохлада сменяется холодом раннего утра и над травой появляется молочная пенка тумана, не замечалось мной. Я либо спал без задних ног в палатке, либо лежал на своем любимом диванчике в квартире, придавленный весом спящего на груди или на животе кота. Теперь я почти не сплю, дрема, заволакивающая мой разум, разве это сон? Нет, ну как может быть сном состояние, в котором слышишь, что происходит вокруг. Даже можешь думать о чем-нибудь отвлеченном, правда, очень медленно и неторопливо. Сюрпризы доставшегося мне тела — когда они закончатся? Да и прогрессирующая шизофрения, на которую я стараюсь не обращать внимания, чтобы не сойти с ума… Нет, она полезная, очень полезная, можно даже сказать, полезная для выживания, но из-за нее меня бросает в такие мрачняки, что просто жуть. Через минуту мне хочется хихикать, как ненормальному, или хохотать во весь голос. Вот как сейчас — во мне опять зашебуршился маленький проказливый чертенок — я тут, значит… не сплю. А эти сволочи хрючат. Сейчас я им устрою пионерскую побудку! Та-а-ак! За водой далеко идти. Посыпать их углями, пока еще горячие? Не-э! Орать будут. Громко и немузыкально. Музыкально! Точняк! Инструмент почти высох — досушу потом, не развалится. Так-с, подберем репертуар. Что-нибудь бодренькое и желательно… О! Точно! Про каннибалов!..

Веселая детская песенка, раскатившаяся над потухшим кострищем и скукожившимися во сне от утренней прохлады бойцами. Замечательная и вместе с тем чуточку наивная. Что поделать — побудка! Ректора ее!

Каждое действие требует осмысления.

Умный человек никогда не производит его постфактум.

Народная мудрость

14.07.1941

Ссешес Риллинтар

Утренние хлопоты громкой шумной волной прокатились по лагерю и разбились о волнолом невозмутимости старшины. Остановив суматошное движение подчиненных, он моментально организовал извлечение мяса из коптильни и приготовление завтрака. С помощью ударов прикладов глиняная крышка коптильни была разбита, и на поляну хлынул оглушительный запах копченостей.

Слушая четкие команды старшины и глубоко надвинув капюшон для защиты от безжалостного летнего солнца, выглянувшего из-за верхушек деревьев, я задумался об этих радующихся близкому завтраку людях.

«Что же держит нас вместе? Фактически в текущий момент в нашем отряде существует три центра власти — я, капитан и старшина. И самое главное, сложилась странная, парадоксальная ситуация: старшина, который в обычных условиях должен подчиняться капитану, подчиняется необычному, можно сказать, человеку. Капитан, который мог бы переложить на себя бремя власти одним своим присутствием, не смог этого сделать по следующим причинам. Первой причиной было ранение. Он уже в недееспособном состоянии вошел в сформированный коллектив, подчинявшийся довольно толковому командиру. Этот командир показал себя компетентным специалистом и довольно грамотным руководителем, под командованием которого отряд уже выполнил ряд операций, причем без потерь. Кормило власти окончательно перешло в мои руки в момент удачно запланированного и выполненного задания диверсионной группы, главой которой являлся капитан. Так как перед этим капитан показал свою несостоятельность, фактически потерял свою группу, даже не вступив в боевое столкновение с противником, возникло недоверие личного состава к организаторским и руководящим качествам капитана Кадорина. Ему просто не повезло. Так что на текущий момент главой отряда являюсь я, но, вынужден признать, создание и нормальное функционирование нашего отряда — это в большой степени старшины.