Метро 2035 - Дмитрий Глуховский

– Что, если им известно про Полярные Зори? Что, если Красная Линия в курсе? И старается эту информацию скрыть. Убирает… Всех убирает, кто узнает… Кто общался с ними… С теми, с другими… Ищет, находит и…

– Значит, так, – Мельник разогнал дым, тут же накуривая новый. – Значит. Красная Линия сейчас меня интересует очень. Потому что они вот-вот схватятся, уже схватились, с Рейхом. Ты можешь вообще вообразить, что это будет? Сейчас все метро в эту Театральную затянет, как в мясорубку. Вот об этом, Артем, об этом – надо думать. Мне. Как командиру Ордена. О том, как не дать этим скотам друг друга перегрызть. Как Полис защитить от них. Всю нашу очкастую интеллигенцию в банных халатах. А заодно, – он дернул подбородком вверх, где над станцией Арбатской придавливала город белая глыба Генштаба. – Заодно и всех этих пенсионеров, убежденных, что они – победители Последней войны и единственные защитники нашей Родины. Весь наш заповедник волшебный. Все наше метро. Я против Рейха, и я против Красной Линии. В Железном легионе знаешь, сколько народу? А в Красной армии? А у меня, знаешь? Сто восемь бойцов. Включая ординарцев.

– Я готов… Разрешите вернуться в строй.

– А вот я не готов, Артем. Мне зачем тут человек, который шляется в одной рубахе под дождем? Мне зачем тут человек, который какие-то заговоры фантастические раскрывает? С марсианами никто на связь не выходил?

– Святослав Константинович…

– Или, может, с черными твоими? А?

– Да вам плевать, что ли?! – Артема разорвало. – Вся эта возня подземная! Давайте! Одни гады будут все равно других гадов грызть! Им тут места не хватает! Воды! Воздуха! Грибов! Вы их не остановите! Положите еще половину наших ребят! Всех положите! Что это даст? Что это решит? – Артем махнул рукой на стопарь, мертвецами недопитый.

– А ребята клятву давали. И я давал. И ты давал, Артем. Если нужно жизнь положить, чтобы это гребаное метро спасти – значит, положить жизнь. И ты мне ими в морду не тычь, салага. Я из бункера вышел червяком одноруким. А ты – здоровеньким, и для чего? Для того, чтобы сейчас мог себя гробить вылазками своими? Ты о детях-то думал?! О том, кто у тебя родится после этого дождичка, думал ты? О том, кто у моей дочери родится?!

– Думал!

– Хера лысого ты думал!

– А вы – вы думали?! Если можно куда-то уйти отсюда?! Вернуться наверх? Вывести всех этих… Наружу. Если есть хоть одно – наверху! – пригодное место? Наше место – там, наверху! Я сегодня под этим дождичком… Я человеком себя чувствовал. Там! Хоть бы мне и сдохнуть после этого! А спустился… В вонь эту нашу… И обратно. Это не только красные с фашистами оскотинились! Мы все! Это же пещеры! Мы в пещерных людей превращаемся! В бункере вы ноги-руки оставили! А в следующей войне – может, голову! И кто вместо вас будет? Есть кому? Никого нет! Если есть куда, хоть куда-нибудь – надо уходить! И вот, я вам говорю: кажется, есть! И, может, красные знают, куда…

– Ты знаешь, что, Артем, – Мельник потерял голос, засипел. – Я тебя послушал. А теперь ты меня послушай. Не позорься. И меня не позорь. Люди знают, на чьей дочери ты женился. И весь этот бред… Это все потом на меня ложится, ты понимаешь? Не вздумай еще кому-нибудь…

– Бред?! Зачем тогда зачищать всех, кто слышал и видел этих людей… Других…

– Артем. Артем! Господи, еб твою! Да что она в тебе нашла-то?! Неужели она этого не видит?

– Не видит чего? – спросил Артем негромко, потому что воздуху не хватило громко спросить.

– Что ты шизоид! Началось с черных, теперь вот заговором продолжается. Они тебе мозг выжрали, твои черные! Ей-то ты про черных, небось, исповедался? Что не на‑а-адо их было… Ракетами. Что они были добренькие. Что ангелы на земле. Что божье посольство. Что последний шанс человечеству выжить. Что нужно было просто говорить с ними. Впустить этих тварей к себе в череп. Расслабиться и получать удовольствие. Как ты. Как ты!

– Я, – сказал Артем. – Я вот что. Да, я это все вам рассказывал, и еще раз скажу. Мы, уничтожив черных, совершили самую страшную ошибку из всех возможных. Я совершил. Не знаю насчет ангелов, но уж демонами они точно не были. Как бы они ни выглядели… И да, они искали с нами контакта. И да, меня выбрали. Потому что… Потому что это я их нашел. Мальчишкой. Первым. Как я и говорил уже… И да, они меня… Вроде как усыновили, что ли? А я этому противился. Боялся, что они меня как куклу балаганную на пальцы натянут… И превратят во что-то… В свое. Потому что я был кретин, и трус. И я был такой трус, что я их на всякий случай всех… Всех до единого… Ракетами этими вашими… Лишь бы не проверять, что будет, когда они со мной заговорят. И такой был трус, что уже понимал: вот я только что уничтожил новый вид разумной жизни! И наш – последний! – шанс! – выжить! – а мне все хлопали, за это самое хлопали – бабы, дети, мужики – думали, я их спас от чудовищ, от монстров! – идиоты несчастные! – а я! – я! – я их всех обрек! – обрек! – торчать под землей – всегда! – пока не сдохнут они все! – и бабы! – и ребятишки их! – и те, кто у них родится! – если вообще!

Мельник смотрел на него холодно, бесстрастно. Артем не мог его заразить ничем: ни виной, ни отчаяньем, ни надеждой.

– Мы не должны это были делать! Мы просто так озверели тут, под землей у себя, что на любого бросаемся, каждому вцепляемся в глотку, кто к нам слишком близко подойдет… Черные… Они нас искали. Симбиоза с нами. Мы бы смогли вернуться наверх, если бы объединились… Они нам во спасение были… Даны… Посланы… Проверить нас. Заслуживаем ли мы прощения… За то, что сделали… С землей. С собой.

– Ты мне это уже проповедовал.

– Да. И Ане вашей. Вам двоим только рассказал. Больше никому. А остальным… Стыдно даже теперь признаться. Трусом был, трусом остался.

– И хорошо. Хорошо, что трус! Зато на свободе разгуливаешь, а не в дурдоме в смирительной рубашке – головой о стенку… Я ее предупреждал. Дуру. Ты же буйный! Ты в зеркало на себя посмотри! Будь моя воля…

Артем помотал головой.

– С ними – все… Кончено. Но… Но ведь… Если есть другое место, где можно жить… Где живут… Тогда… Тогда еще не все потеряно.

– Тогда вроде и не так страшно все, что ты устроил этим своим братьям по разуму, а? Ты за этим наверх шляешься? За этим в эфире торчишь? За индульгенцией?

Зажав папиросу в зубах, он левой живой рукой выкрутил колесо своей коляски, выкатил ловко из-за стола. Подъехал близко.

– Можно закурить? – попросил Артем.

– Ты ебнулся, Артем! Ты понимаешь? Тогда, на башне! И то, что ты сейчас делаешь… Это все воображение твое. Это шиза. Нет, нельзя закурить. И все, Артем. У меня в двух станциях война начинается, а ты… Иди, Артем. Уходи. Ты мою дочь там одну оставил?

– Я… Да.

– Как она?

– Хорошо. Нормально. Все нормально с ней.

– Я очень надеюсь, Артем, что она тебя бросит. Что она найдет себе нормального мужика. Она заслуживает большего, чем зацикленный психопат, который раздетым по поверхности таскается. И ради чего тогда это? Оставь ее, Артем. Отпусти ее. Пусть вернется. Я ее прощу. Передай ей, пусть вернется.