Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

– Ты всегда такая ласковая с мужчинами?

– Только с теми, кто напрашивается.

– Не завидую твоему мужчине, Вася, – выдал он.

Вот вроде и шутливым тоном сказал, а меня больно задело. Наверное, потому, что по живому. И даже правда. Когда все хорошо, к любовницам же не бегут, правда?

– Вот и не завидуй.  Меня больше интересует, какие у тебя планы на мою подругу?

– И с чего бы мне делиться с тобой собственными планами? – спросил Грач. Но теперь в его голосе не слышалось веселья, мужчина стал серьезен.

– С того, что Марго и так в этой жизни досталось. И если ты, господин хороший, собираешься потрепать ей нервы, то я не побрезгую потрепать тебя. А хватка у меня крепкая, можешь не сомневаться.

– Это угроза? – удивился он.

Я прекрасно понимала, что, по сути, ничего не смогу сделать Грачу, ведь не всесильна и такими связями, чтобы серьезно ему насолить, не обладаю, но желание вступиться за подругу было непреодолимым.

– А у меня есть причины для угроз? – вопросом на вопрос выдала я.

Сразу мужчина не ответил.

– Наверное, есть, раз ты так накинулась на незнакомого, по сути, мужчину, – сказал Дмитрий. – Но я даже тебя понимаю и чуточку завидую Марго. Когда друзья стоят друг за друга горой – это дорогого стоит.

– Понимаешь? – Ему удалось меня удивить.

– Ты можешь быть спокойна. Я не собираюсь причинить Марго боль.

– Это может случиться неосознанно и вообще…

– Вася, – на этот раз в моем имени явно прозвучало предупреждение.

– Хорошо, – выдохнула я. – Пока что я удовлетворюсь таким ответом. Но советую не затягивать с решением. Такие женщины, как Марго, редко и очень недолго бывают свободными.

– Это-то и напрягает, – без издевки ответил он.

Мы еще немного поговорили о состоянии здоровья Марго, а потом распрощались. Да и Женя вернулся в комнату.

– Настоящий добытчик, – восхитилась я, оглядывая блюда жадным взглядом.

– Все для тебя, Прекрасная, – улыбнулся Грабовский. – Угощайся.

Отказываться я не стала. С удовольствием накинулась на еду, будто сбежала из голодного края. Шутка ли – почти сутки без пропитания?

– Я уже говорил, что люблю женщин со здоровым аппетитом? – в какой-то момент с улыбкой выдал Евгений.

– Прости, я знаю, что со стороны это, должно быть, выглядит ужасно, но не могу заставить себя остановиться. Это очень вкусно. Очень! У тебя просто необыкновенный повар.

Я могла хвалить этого неизвестного кулинара вечность. Если бы это не отвлекало меня от поглощения еды.

– Ты просто не можешь выглядеть ужасно, – заметил Грабовский. – А Тамара действительно хорошо готовит, так что я тебя понимаю.

– Что? – замерла я.

– Тамара…

– Нет, – перебила его я. – Почему это я не могу выглядеть ужасно? Очень даже могу. Ты же видел меня после сна? Не впечатлился?

– Впечатлился, но не испугался, – сказал он. – Мне даже понравилось то, что я увидел.

– Правда?

– Не понимаю, откуда в тебе столько удивления, – покачал головой Евгений и вдруг нежно погладил меня по щеке. – Ты очень красивая женщина, Вася. Рядом с тобой мне хочется забыть обо всем и…

– Мне тоже очень хочется забыть, – тихонько призналась я и, когда Грабовский потянулся ко мне с поцелуем, не стала его отталкивать.

За окном вовсю светило солнце. По сравнению с вчерашним мокрым снегом казалось, будто сегодняшний день совершенно из другой оперы. Только вот это меня не радовало.

Я вперила пустой взгляд в потолок, словно бы именно там стоило искать причины происходящего.

«Что я здесь делаю? – никак не покидала меня мысль. – Что я вообще делаю?»

Ответ даже перед самой собой давать было страшно.

– Ты спишь? – спросил Грабовский, оглаживая меня по бедру.

– Нет.

Мурашки от его прикосновений шли – тело реагировало, но мне почему-то хотелось отодвинуться. Женя явно нравился мне как мужчина – мы это неоднократно успели проверить, но… Это ужасное «но» не давало мне спокойно наслаждаться обществом Грабовского.

– А лучше бы поспала, – хмыкнул он, целуя меня в шею. – Провоцируешь на продолжение.

– Не надо, – все же не смогла справиться  с собой я и едва не скатилась с кровати. Евгений сопроводил мои движения недоуменным взглядом, и мне пришлось искать причину для оправданий: – Это ты у нас неутомим, как оказалось, а я после такой ночи чувствую себя старой больной женщиной. Неужели тебе меня не жаль?

– Жалость никогда не входила в перечень чувств, которых ждали от меня женщины…

– Наверное, их ты так нещадно не эксплуатировал.

– Ты права, прости, – будто бы расслабился мужчина. – Совсем я тебя утомил, даже уснуть не дал, а ведь знал, что ты устала и ослаблена после аварии. Меня оправдывает то, что рядом с тобой я просто не могу остановиться?

– Только если поможешь восстановить мне силы. Я планировала сегодня выйти на работу – и желательно не потрепанной жизнью женщиной.

– Тебе такой даже при огромном желании не удастся стать, – улыбнулся Грабовский.

– Зачет, Женя, – подметила я. – Комплименты ты научился делать, льстить тоже. Хватит.

Он ненадолго замолчал, продолжая буравить меня задумчивым взглядом.

– Определенно, у тебя есть проблемы с самооценкой, Василиса. Мы вернемся к этому позже, – сказал он. – Так что ты хочешь: кофе, чай или что посущественнее?

«Удавиться», – крутилось у меня на языке, но вырваться наружу этому бредовому желанию я не дала.

– Я бы позавтракала.

– Сейчас что-то соображу, – кивнул он и с грацией большого хищного кота соскочил с кровати.

Я невольно задержала взгляд на его безупречной фигуре… Ни грамма жира, подтянутый, но не перекачанный – Грабовский точно уделял повышенное внимание своему физическому здоровью, не выглядел на свой возраст и совершенно не стеснялся наготы.

– Ты так и пойдешь? – не выдержала я, когда Женя дошел до двери.

– Проверял, на сколько тебя хватит, – подмигнул мне Грабовский, накинул халат и, посмеиваясь, вышел в коридор. – Удивляюсь, как ты дожила до такого.

Я же откинулась на подушки и громко выдохнула. Воздух сохранил яркий запах нашей близости. Меня даже отчего-то замутило.

– Дура…

На душе скреблись кошки.

И как так получалось, что у Кеши семья на стороне, а мне стыдно за связь не с мужем?

Обычно душ меня бодрил. Я любила подолгу стоять под тугими горячими струями, а тут… Расплакалась. Да так горько, что начала икать.