Улица милосердия - Дженнифер Хей

заметила на спине у Тимми небольшое пятно: одно из целого созвездия рыжеватых пятнышек, словно прилетевших ему на футболку с чьей-то мокрой кисти.

– У тебя кровь идет, – сказала она.

Тимми покрутил головой: «Да ничего. Новые всегда немного кровят», – а потом стянул с себя футболку так, словно это было самое естественное действие на свете.

– Ого, – сказала Клаудия. – Как много краски.

С его спиной сотворили что-то невероятное. Невозможно было объять все быстрым взглядом, там просто было слишком много всего: гигантский крест, замысловатое переплетение розовых ветвей и кольчуги, волк, натурально воющий на луну. Психоделический стиль напоминал обложки к музыкальным альбомам шестидесятых: Сантана, Steppenwolf или King Crimson. В эту секунду казалось абсолютно логичным стоять посреди гостиной Тимми и разглядывать его внушительную обнаженную спину – тайные иероглифы, непонятный язык его собственного изобретения, свидетельства неизвестной внутренней жизни, спрятанной где-то в глубине.

Позже она будет гадать, как долго они там простояли. Время изворачивалось: растягивалось и сокращалось, как аккордеон.

Кожа у него была теплая, как вода в ванной.

– У тебя ледяные руки, – сказал он.

Именно так она поняла, что коснулась его. Ее интерес был исключительно научным. Она ожидала, что красные розы окажутся теплее, чем серебристая луна, но температура у них была совершенно одинаковая.

В спальне было очень холодно, словно кто-то оставил открытым окно. Возможно, он отнес ее туда. Уличный фонарь отбрасывал тени сквозь занавески с «огурцами». В полумраке казалось, что его тело покрывает боевой раскрас, мазки не то краски, не то глины. Через какое-то время она проснулась в темноте, в горле саднило. Она прокралась в гостиную за своей одеждой, тихо оделась и вышла в мороз.

Когда Тимми проснулся, она уже ушла, а в комнату ворвалось солнце. Свет сбивал с толку. Ему казалось, что он проспал несколько дней, а то и недель. Он много лет не спал так крепко.

Он голышом побрел в гостиную, где все было как обычно – сплошная катастрофа и переполненные пепельницы. Гостиная выглядела в точности как всегда, если не считать единственной, чуть покосившейся диванной подушки. Кроме нее, ничего не выдавало, что случилось что-то экстраординарное. Он почувствовал какую-то глупую нежность к этой покосившейся подушке. Если бы не покосившаяся подушка, он бы решил, что все выдумал.

Он бы хотел проснуться рядом с ней, увидеть ее при свете дня. Он представил, как они пьют кофе, едят завтрак, делают обыденные вещи, которые делают люди. Он попытался увидеть свою квартиру ее глазами: перекладину для подтягиваний, которую он установил в дверном проеме, простаивающую скамью для жима; пластиковые молочные ящики, набитые всяким хламом: убитыми наушниками, зарядками и пультами от приборов, которых уже давно не было.

Он ни разу не видел ее при свете дня.

Его квартира была непригодна для приема гостей. Кофемашина, доставшаяся ему от родителей, валялась непонятно где, а в холодильнике хранились лишь батарейки, ящик пива и набор покрывшихся коркой стареющих соусов.

Его квартира была пригодна только для того, для чего, в общем-то, и использовалась: курить траву и продавать ее.

Тимми поправил подушку и заметил, что она все-таки кое-что забыла: пакетик с товаром, который купила и за который заплатила, – восьмушку «Кокона». «Надо ей позвонить», – подумал он, что, конечно, было невозможно. Любое сообщение, которое они отправляли друг другу, тут же удалялось – так он работал. Он не сохранил на телефоне ее номер.

ОН ВСТРЕЧАЛСЯ С ПОКУПАТЕЛЕМ НА ПАРКОВКЕ СУПЕРМАРКЕТА. Перед этим они обменялись десятком сообщений: о состоянии двигателя, о цене, о том, где и когда встретиться для тест-драйва. Чувак, Росс Уэвер, явно никогда раньше не пользовался «Крэйглистом». Тимми сидел на этом сайте много лет, там он покупал и продавал запчасти, виниловые пластинки, мерч «Брюинс», всякую электронику, и ни разу за все время не назвал никому свою фамилию.

Уэвер подъехал на такси. Он оказался высоким, худощавым и одет был явно не по погоде: в полиняло-красные чиносы и бесформенный тренч.

– Извините, что опоздал, – сказал он. – Очень плотное движение из Ньютона. – Он принялся разглядывать машину через плечо Тимми. – Ох-ох, а малышка в прекрасной форме.

Тимми передернуло. Ему казалось, что в аду должно быть отдельное место для тех, кто называет машину «малышка», «ласточка», «девочка» и тому подобное.

Уэвер провел пальцем по кузову.

– Оригинал?

Вопрос его слегка оскорбил.

– Да, – сказал он, открывая капот. – Все как я говорил. Трансмиссия полностью пересобрана. Генератор и ремень вентилятора новые. Аккумулятору всего год, еще лет пять на нем прокатаетесь.

– Супер, – сказал Уэвер, едва взглянув. – Можем прокатиться?

Они забрались в машину. Тимми сел на пассажирское сиденье, где прошлой ночью сидела Клаудия. Он сполз пониже и всмотрелся в приборную панель. Ему хотелось увидеть все с ее ракурса: «Барракуду», как она ее прочувствовала, и мир через лобовое стекло этой роскошной машины.

Уэвер задом выехал с парковки. Тимми отчетливо осознавал, что не дышит. Как-то раз много лет назад, еще работая в «Стэйджхэндз», он увидел в толпе девчонку, с которой развлекался в старшей школе и про которую потом благополучно забыл. Она была вместе с каким-то уродом, который не выпускал из рук ее задницу. Когда Росс Уэвер повернул ключ в замке зажигания, он испытал похожее чувство: у него украли то, что он сам выкинул обеими руками.

Тимми заметил голые лодыжки чувака.

– Приятель, – серьезно сказал он. – Ты вообще откуда?

Снега на земле все еще было по щиколотку. Ни один местный – даже придурок из Ньютона – не выйдет из дома без носков.

– Из залива. Сан-Франциско, – ответил Уэвер.

Они встроились в поток. Уэвер оказался отвратным водителем: слишком резко тормозил, слишком рано включал поворотники. Топорно, со скрипом переключал скорости.

Тимми представил, как рассказал бы эту историю Клаудии. «И значит, этот мудила останавливается на желтый». Клаудия – он был уверен – разделила бы его негодование.

– Давно на механике не ездил, – сказал он, подтвердив то, что Тимми и так всегда знал: на автомате ездят только говноеды.

– Дело привычки, – сказал Тимми. – Неделю на ней покатаетесь и потом не захотите водить ничего другого.

– Вообще-то машина не для меня. Это для сына.

– Да ладно! – Тимми почувствовал, как внутри у него что-то скисло. – Сколько ему?

– Шестнадцать. Только сдал на права.

– У меня пацану столько же, – сказал Тимми. – Почти. Через месяц пятнадцать будет.

Уэвер ухмыльнулся.

– Удачи, дружище. Пятнадцать – это мрак. Люк нам задал жару. Три школы, реабилитационный центр, чего только не было. Но он все преодолел. Машина – это его награда.

«За такое что, награждают?» – подумал Тимми.

– Я долго искал такую, – сказал Уэвер. – Вокруг куча мошенников. Все