Бандиты - Элмор Леонард

– Они мне так и не сказали, в чем эта девушка провинилась, зачем она им понадобилась. Не хочешь говорить – не надо. Собираешься меня застрелить?

– Ты просто выполняешь чужие приказы, да?

– Приказы надо выполнять.

– Тебе ведь это ничего не стоит. Взял да и выстрелил Бойлану в спину.

– Бойлона – это кто?

– Ты что, даже не знаешь, как зовут человека, которого ты убил?

На краткий миг на лице индейца проступило недоумение.

– Конечно, иногда можно узнать, кого ты убил. Только потом, если будет время поискать в его карманах деньги или еду.

– Еду?!

– Да, тогда, бывает, узнаешь его имя, если у него был армейский значок. А впрочем, какая разница? Он ведь тоже не знал, как меня зовут. Если б повезло ему, а не мне, он бы и шарил у меня в карманах.

– Что ты несешь?

– Ты вот собираешься меня убить. Разве ты знаешь, как меня зовут?

– Ты чертовски странный парень, Фрэнклин, – проворчал Джек и вновь заметил, как по лицу, отражавшемуся в зеркале, скользнула гримаса удивления. – Раздевайся догола и лезь в душ.

Фрэнклин де Диос с готовностью кивнул и направился к ванне, на ходу снимая пиджак.

– Правильно, пристрели меня в ванне, чтобы вокруг не было крови. – Расстегнув штаны, он стянул их с себя, не снимая ботинки. Впервые эти двое посмотрели друг другу прямо в лицо.

– Мы связываем сандинистам руки сзади, заставляем их встать на колени. Они тоже так делают. Наверное, все так делают.

– Но ведь это война. Вы убиваете пленных.

– Вот именно. И ты тоже. – Он снял рубашку, обнажив крепкий торс и ниже – зеленые полосатые трусы. Снова поглядел на Джека. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я сейчас выйду на минутку, – сказал Джек. – Включай воду и полезай в ванну. Сейчас вернусь.

– Сперва ботинки надо снять.

– Пусть намокнут, тебе не все равно?

– Тоже верно. Мы-то заставляли их снимать ботинки, но мои же никому не понадобятся, да? Разве что ты хочешь взять их себе?

– Лезь наконец под душ, черт подери!

Джек выскользнул из ванной, закрыл за собой дверь, прислушался, убедился, что индеец пустил воду. Он представил себе, как Фрэнклин де Диос в дурацких зеленых трусах наклоняется над ванной, открывает кран, регулирует воду – потеплее, похолоднее… Господи, он принял все как должное, он готов к смерти.

Джек метнулся к шкафу, запихал «беретту» и магазины под шелковые рубашки, закрыл шкаф и пошел было прочь, но тут же вернулся: не было смысла возвращать на место оружие, все равно полковник узнает, что он тут побывал. Он потратил еще десять драгоценных секунд, пытаясь что-то решить. Господи, а вода все льется! К черту этот пистолет! Джек заставил себя сдвинуться с места, потом снова вернулся, уронил на пол ключ, носком ботинка протолкнул его под шкаф.

Больше никогда он не войдет в чужой номер, никогда, ни за что!

– У меня было только одно на уме: поскорее выбраться оттуда. Хватит с меня этого дерьма. Удирать надо. Я глянул через перила – ты все еще сидела там.

– Еще бы, эти ребята меня не отпускали. Тот недоносок все расспрашивал насчет Майами. Бывала ли я в «Мьютини», бывала ли в «Неон Леон»? Он, видите ли, хотел знать, в какие бары я хожу. А ездила ли я в Ки-Бискейн? Где, черт побери, этот Ки-Бискейн? Я в Майами и была-то всего один раз, лет в восемнадцать.

Они сидели вдвоем в машине Джека. Он припарковал свой автомобиль в конце улицы Тулузы, недалеко от дока. В темноте вздыхала река, на фоне ночного неба четко вырисовывался силуэт экскаватора.

– Это был последний раз. Самый что ни на есть последний, – заявил Джек. – Может, я теперь даже останавливаться в гостиницах не смогу. – Он завел мотор. – Поехали лучше к тебе.

– Нет. Все чересчур запутано. Мне совсем хреново.

– Повтори, что сказал тот парень, когда вернулся?

– Ничего он не сказал. Я подумала – слава богу, он тебя не застукал. Подумала, либо ты успел уйти, либо спрятался где-нибудь под кроватью или в туалете…

– Ты не видела, как я уходил?

– Я головы не могла повернуть. Они оба сидели передо мной и глаз с меня не сводили.

– Он же должен был что-то сказать. Индеец, я имею в виду. Он настоящий индеец, из племени мискито.

– Он отдал Берти его письмо, а тот разорался. По-испански. Мне так показалось – ругал его, почему он так долго копался.

– Какое письмо?

– Письмо от президента Рейгана. Берти прочел его вслух, а потом сунул мне под нос, чтобы я сама прочла… А что там в последней строчке? Я не поняла.

– Когда тот парень вернулся, он был мокрый?

– Мокрый? С чего бы это?

– Он так-таки ничего и не сказал?

– Ничего не сказал. Слова не вымолвил. Сперва Берти орал на него, а потом и тот второй парень.

– Криспин?

– Криспин. Этим заносчивым коротышкам только дай поорать. Пока они вопили, я как раз попыталась рассмотреть, что там делается этажом выше. Думаю, ясное дело, у Джека все в порядке, только куда он подевался? А тут полковник давай меня лапать, гладит меня по руке, по локотку и повыше, и заливается, дескать, вот славно мы вместе времечко проведем. Я просто не могла там больше оставаться. «Берти, – говорю я ему, – ты уж извини, но я с тобой крутить не стану». «Почему?» – говорит он. «Ростом не вышел», – отвечаю и пошла себе.

Сворачивая на Кэнэл-стрит, Джек спросил:

– Волосы-то у индейца были влажные?

Они зашли выпить в бар «Мандина», и там Джек рассказал Хелен, что произошло, когда Фрэнклин де Диос вошел в комнату. Ему пришлось заодно рассказать и про то, что полковник собирает в Штатах деньги. На этом он пока остановился. Остальное он расскажет ей в местечке поспокойнее. Машину они оставили у бара и пошли пешком. Хелен поинтересовалась, куда, собственно, они идут.

– Увидишь, – ответил он ей.

Увидев вывеску «Муллен и сыновья», Хелен заупрямилась.

– Нет, нет, ни за что. Здесь я ночевать не стану. Ты в своем уме? – Потом присмотрелась при свете фонаря к серому зданию с башенками и спросила: – Тут что, когда-то жили люди?

В освещенном холле она остановилась, а Джек пошел проверить гостевую. Вернулся, покачивая головой, взял Хелен за руку и, мягко подталкивая, повел к лестнице на второй этаж. Она все еще сопротивлялась.

– Когда меня нет под рукой, Лео вызывает специальную службу. В смысле, чтобы они доставили покойника.

– Джек, я не хочу смотреть на покойников! Они уже поднялись наверх.