Месть Спящей красавицы - Галина Владимировна Романова

– А то, что не было никакой девки в клинике за границей. На тот момент не было, – уточнил Игнатьев, глядя на Вову воспаленными от бессонницы глазами. – Она там появилась, но позже. Уже после того, как исчезла моя дочь. Мои друзья долго искали того доктора, который принял ее. Еле нашли!

Вова тут же подосадовал: ему не удалось найти мозгоправа.

– Так вот он точно помнил число, когда девочка появилась у него.

– Ничего не понимаю! – простонал Саша, обхватывая голову руками.

Ему сейчас было так больно, физически больно, что казалось, с него живьем снимают кожу. Этот человек, сидевший сбоку от него, говорил страшные вещи. Страшно обнадеживающие! Но это, это не могло быть правдой! Это смахивало на безумие! На бред обезумевшего от горя человека!

– Погоди, погоди, начальник… – затараторил вдруг Вова и затеребил козырек кепки. – То есть ты хочешь сказать, что Сафронов свою младшую дочь не отправлял за границу сразу после гибели ее сестры?

– Нет, не отправлял, – криво ухмыльнулся Игнатьев и добавил ядовито: – Сразу после гибели ее сестры.

– А когда он ее туда отправил? – удивленно воскликнул Вова. – Мы проверяли, она поступила на третий день и…

– Ее там не было на третий день, – и снова в голосе невероятное зло. – Его младшей дочери.

– А когда она там появилась? – Вова недоверчиво выкатил вялую нижнюю губу. – Его Эльза?

– Никогда! – С демоническим хохотком Игнатьев поднялся и пружинисто прошелся по номеру. – Она там не появлялась вообще!

Вова с Сашей стремительно переглянулись. И почти одновременно подумали, что перед ними сумасшедший, разыгрывающий свое собственное сатанинское шоу. А что? За столько лет поисков и свихнешься, и…

– Она не могла там появиться, мужики, – с кривой ухмылкой произнес Игнатьев, безошибочно угадав, о чем они подумали. – Она на тот момент была мертва. За границу они привезли кого-то другого под видом Эльзы Сафроновой.

– Мертва?! Эльза?! – заверещал Вова, неосмотрительно сорвавшись с места и вставая перед Игнатьевым – тщедушный, маленький, неубедительный. – Но Ольга! Ольга погибла в тот день в горах. Его старшая дочь! А Эльза, младшая…

– Погибла тоже, – оборвал его Игнатьев и легонько так толкнул в грудь, отсылая в кресло. – Поясню… Я почти месяц провел в горах, где тогда отдыхал Сафронов с дочерьми. Я нашел проводников, мы излазили кучу ущелий, пока не нашли то, куда сорвалась его старшая дочь. Кстати, он всем указал другое место! Во избежание непредвиденных обстоятельств. Не то место… Это уже слухи ходили по горам, а по следам за этими слухами…

– Нашли?! – просипел Саша, боль в теле не проходила, а лишь усиливалась, будто его колесовали. – Вы ее нашли?!

– Не ее, их. Были найдены останки двух девушек в одинаковых пуховых костюмах. Была срочно создана оперативная группа, и после всех проведенных оперативно-разыскных мероприятий и экспертиз установили, что останки пробыли в ущелье от десяти до пятнадцати лет и принадлежат двум девушкам предположительно не достигшим двадцати пяти лет, состоящим в родстве. А также… После допросов участкового, выезжавшего в день трагедии на место происшествия, выяснили, что… Никто, никто не видел потом живой младшую дочь Сафронова. Она не спустилась со скалы вместе с отцом и его охранником.

– До тех пор, пока она не вернулась из-за границы спустя год или чуть больше! – воскликнул Вова, вскочил с кресла, ловко обогнул Игнатьева и рванул к двери со словами: – Мне срочно надо позвонить!

Его не стали останавливать.

– Я не просто так был направлен сюда после учебы, верно? – спросил Саша.

– Не просто так. Я хотел, чтобы ты был если не рядом, то ближе, чем я. Надеялся, как дурак, что ты… Ты узнаешь ее. Или она тебя!

– Но это не Настя! – заорал Саша так, что вены вздулись на шее. – Это не может быть Настя!

– Почему? Потому что ты ее не узнал? – Игнатьев презрительно улыбнулся. – Пластика, Саня. Пластические хирурги творят чудеса. Ты не узнал ее поэтому. Она не узнала тебя, потому что… Потому что ее годами пичкали препаратами, блокирующими память. Что тут удивительного!

– А вы?! Вы же видели ее! Вы узнали?! Тоже нет! Ее невозможно узнать! Это не она! Она ходит иначе, говорит, голос, ее голос другой!

Его сердце бешено колотилось. Он не понимал, как вообще этому человеку могло прийти в голову подобное! Это же… Это же неправда! Так не бывает!

– Так не бывает! – выдавил через силу из себя Саша, глянул исподлобья на Игнатьева. Тот стоял, безвольно опустив руки, голова упала на грудь. – Вам просто хочется верить, что это Настя. Но это не она. Я… Я целовался с этой девушкой. Ничего такого… Ничего не колыхнулось вот здесь.

Он с силой ударил себя кулаком в грудную клетку, которую разрывало сердечным боем.

– Прошло десять лет, – кивнул, соглашаясь, Игнатьев. – Ты не мог помнить. К тому же ты не верил, что она жива. А я верил. И когда увидел ее впервые… Она шла в окружении охраны к машине.

– И что? – Саша недоверчиво скривился. – Еще скажите, что узнали в ней свою дочь. Бред! Не поверю!

– Не узнал, – честно признался Игнатьев. – Но почему-то… Стыдно признаваться, но я расплакался. В ней ничего не было от той Насти, которую я помнил. Она была ребенком, шестнадцать лет! А этой девушке много больше. Но возле машины она вдруг откинула голову и сделала вот так…

Игнатьев откинул голову назад и поводил ею из стороны в сторону, медленно, расслабленно.

– Волосы по спине… Точно так же делала ее мать, понимаешь! Они могли привить ей привычки, заставить делать что-то, что она должна была делать. Но этот жест… Этому ведь не научишь, так?

Саша вспомнил. Эльза точно так делала. Когда ее волосы были распущены и забивались за воротник, она поддевала их возле шеи ладошкой, стряхивала на спину и делала головой точь-в-точь такое движение, о котором сейчас говорил Игнатьев.

– Так делают сотни девушек, – тут же опротестовал он скорее свои мысли. – Это обычное движение.

– Может быть.

Игнатьев кивнул и тяжело сел в опустевшее после Вовы кресло. Какое-то время рассматривал свои ладони, распластанные на коленях, потом повторил:

– Может быть… Именно поэтому я здесь. Именно поэтому встретился с бывшей любовницей Сафронова и уговорил ее оказать мне одну услугу. Точнее – две!

И он поднял вверх два пальца галочкой.

– Вы всерьез полагаете, что эта проститутка будет честна с вами? – изумился Саша. – Вы заплатили ей?

– Пока нет.

– Но обещали щедрое вознаграждение?

– Более чем.

– Да она… Она обманет вас! И деньги возьмет, и обманет!

– Вот это вряд ли, – неуверенно качнул Игнатьев головой. – Она так зла на Сафронова. Так люто ненавидит его дочь, которую считает виновницей своей незадавшейся личной жизни, что… Что будет рада нагадить ей.