Дозоры. От Ночного до Шестого - Владимир Васильев

– Да.

И услышал встревоженный голос жены:

– Антон, это я, Светлана, приходи быстрее!

Я не раздумывал ни секунды, я просто открыл портал – снеся при этом часть сервировочного стола. Я даже не выпустил из рук подноса – прямо с ним шагнул вперед.

И остановился, услышав хохот Нади.

Жена с дочкой сидели в обнимку и что-то обсуждали. Телевизор был выключен, неярко горело бра, на столике перед ними стояли полупустые чашки чая и тарелка с бутербродами. Все было совершеннейшим образом мирно и невинно. Ах нет! Перед Светой еще стояла крошечная рюмочка, судя по цвету – с коньяком.

– Я дебил, – сказал я, когда жена и дочь обернулись.

– Ух ты! Папа притащил салат! – Надя, еще смеясь, забрала поднос у меня из рук. Подцепила немного вилкой. – Вкусненький!

Светлана тревожно смотрела на меня. Потом спросила:

– Что? Что случилось?

– Меня вызвал твой звонок, – сказал я. – Ты только что позвонила и очень испуганным голосом попросила немедленно прийти.

– Мама не звонила! – сообщила очевидный факт Надя. Она еще продолжала улыбаться. По инерции.

– В том-то и дело, дочь, – сказал я. – В том-то и дело!

– Спокойно, – сказала Светлана. – На хвосте ты никого не прицепил. Откуда открывал портал?

– Из нашей столовой. – Я кивнул на поднос. – Из офиса.

– Место безопасное, – будто себя уверяя, сказала Светлана. – Может, Гесер чудит, пытается узнать, где мы?

– Если это он, то не чудит, а… а мудрит! – раздраженно сказал я. – Надя, ты ничего не ощущаешь?

Но дочь уже и сама стояла, раскинув руки и всматриваясь в сумрак. Каждый Иной невольно придумывает какие-то свои приемчики, запускающие то или иное заклинание. Вот я, когда всматриваюсь в сумрак, чуть подаюсь вперед, локти прижимаю к бокам, опускаю подбородок, смотрю как бы исподлобья. А Надя наоборот – разводит руки, запрокидывает голову, веки закрывает.

– Ничего, папа, – сказала Надя, встряхнувшись и открывая глаза. – Все… все закрыто. Все обычно. На всех слоях.

Наше убежище и впрямь изолировано на всех слоях сумрака. Только портал, который может открыть кто-то из нас, способен сюда перенести. Из него, конечно, тоже ничего не видно, единственное, что могла сделать Надя, – проверить целостность защиты.

– Что можно было понять, наблюдая за моей телепортацией? – вслух спросил я. Взял со столика рюмку коньяка и выпил. Светлана, уже чуть успокоившись, погрозила мне пальцем. – Кто-то же меня разыграл. Зачем? Просто шутки ради?

– Максимум – можно было вектор перемещения понять, – сказала вдруг Надя. – Я вот подумала, что если контролировать все слои сумрака, причем одновременно, то направление можно определить. Ну, как линию такую, тень, по поверхности земли.

Мы со Светланой смотрели на Надю.

– Я бы так не сумела смотреть, – призналась дочь. – Ну и даже если понять направление, то ведь непонятно, где дальше искать, на каком расстоянии.

– Ну как на каком? – спросила Светлана. – Там, где линия упирается в невидимый и непроницаемый в сумраке барьер. Вот идешь ты, идешь и упираешься лбом в стенку. Бац! Стенка невидимая, но ты уперся.

– Но барьер же непроницаемый, – сказала Надя. Вздохнула. – Глупо, да?

– Уходим, – кивнула Светлана, вставая с дивана. – Надя, открывай портал. В офис Дозора.

– Какого? – деловито спросила дочь.

– Да все равно. Куда проще. Дневной, Ночной – сейчас не важно!

Надя кивнула. Поморщилась. Нахмурилась. Виновато улыбнулась.

– Не получается. Плывет все… навестись не могу…

Я вдруг понял, что до сих пор держу в руках поднос.

– Это поднос из столовой Дозора, – сказал я. – Ты можешь взять след?

Светлана посмотрела на меня с возмущением. Покрутила пальцем у виска и спросила:

– Ты с дочерью говоришь или с собачкой?

Но Надя такими тонкостями не заморачивалась. Взяла поднос, уставилась на него.

Вещи хранят память. И о том, где и когда их сделали, и о тех, кому принадлежали. Конкретно в этом подносе – и память о заводе какого-нибудь поливинилхлорбензилфторида, и расположение столовой в здании Дозора.

– Да, так легче, – обрадованно сказала Надя. – Сейчас…

Она провела ладонью по подносу. Задела каплю упавшего с салата соуса, посмотрела на ладонь, поморщилась, достала бумажный платочек и вытерла руку. Снова положила руку на поднос…

Я смотрел на дочь и думал о том, что каким-то вещам надо научиться. И не играют роли никакая наследственность, предрасположенность, уникальность.

Тебе может все в жизни даваться легко. У тебя будут пальцы как у Паганини, внешность как у Марлона Брандо, абсолютный слух и скрипка Страдивари в придачу. Но ты опоздаешь на свой первый персональный концерт в Сантори-Холле Токио или Золотом зале Вены, и разочарованные критики смешают тебя с грязью. Не потому, что ты идиот. А потому, к примеру, что ты не заложил в свои планы время на токийские пробки или не перевел часы на венское время. Ошибка будет мелкой, глупой и непоправимой.

Когда ты на войне, когда враг рядом – платочками в кармане не заморачиваются. В крайнем случае, уж если так мешает грязь на пальцах, оботрут об одежду. Секунды могут решить если не все, то очень многое. Этому учит только жизнь.

Я чувствовал, как истекают последние мгновения, которые были нам отпущены, чтобы убежать. Но не мог даже крикнуть, поторопить Надю – сейчас ей надо было сохранить сосредоточенность. Уж если она не может открыть портал, то все очень и очень плохо…

– Сейчас… – прошептала Надя. – Папа, я сейчас…

Воздух потемнел, формируя проем портала. Я успел поймать радостный взгляд Светланы и обрадоваться сам.

Потом дом сотряс тяжелый удар.

Телевизор накренился и упал со столика, в шкафу зазвенела посуда, по стенам побежали трещины. Надя покачнулась и выронила поднос. Почти возникший портал исчез.

Дочь вскрикнула, будто от боли, обмякла – я подхватил ее под плечи, замер, озираясь. То, что происходило, никак не походило на магическую атаку. Но и на землетрясение тоже – впрочем, откуда землетрясение в Питере?

– Надя, что с тобой? – Светлана уже была рядом. Дочь шевельнулась, неловко выпрямилась:

– Оборвали портал, резко, не ожидала.

Она казалась скорее растерянной, чем пострадавшей. Я попробовал представить, как это – прерванное заклинание. И не смог. Такого опыта не было.

– Пошли, – сказал я.

Мы двинулись к двери – и в этот момент ударили второй раз. Посильнее.

Стена, в которой было замурованное окно, треснула и прогнулась волдырем. В воздухе повисло облако известковой и кирпичной пыли. Часть кирпичей высунулась внутрь комнаты.