Побоище князя Игоря - Виктор Поротников

Владимир Глебович давно оценил все выгоды родства с Ольговичами, поэтому отнекиваться не стал. Да и как отказать, коль сам великий князь киевский б родственники набивается! А то, что невеста слишком юна, так то беда поправимая: младость не хромота — с годами пройдёт.

Двадцатитрёхлетний жених смотрелся на, свадебном пиру орлом! Статный, высокий, широкоплечий, с горделивым взглядом и прямой осанкой. Невеста рядом с ним выглядела сущим ребёнком, поскольку ростом пошла не в отца, а в низкорослую мать. Милослава на целую голову была ниже плеча своего суженого. Тонкая и хрупкая в белом свадебном платье, она походила на Стройную берёзку. Её большие серо-голубые глаза с длинными ресницами то и дело отыскивали среди пирующих отца с матерью, которые подбадривали дочь взглядами и чуть заметными кивками головы.

Ольга, сидевшая рядом с Ефросиньей, грустно промолвила, глядя на юную невесту:

— Вот и я была такая же робкая и растерянная на своей свадьбе. И происходило это здесь же четыре года назад. Только я была на год постарше Милославы.

— А меня выдали замуж в четырнадцать лет, — сказала Ефросинья и печально вздохнула. — Я с той поры с матушкой виделась всего дважды, она приезжала ко мне в Путивль. Отца же и вовсе не видала ни разу. А ведь я замужем уже двенадцать лет.

— Тебя хоть муж твой любит и лелеет, а мой Всеволод... — Ольга, не договорив, махнула своей изящной ручкой и пригубила вина из серебряной чаши.

Ефросинья горько усмехнулась:

— Мой муж наложницу себе завёл, почти все ночи с ней проводит. Меня, правда, не обижает, но и не лелеет, как прежде.

— У твоего супруга лишь одна наложница, а у моего их больше десятка, — зло промолвила Ольга. — Да хоть бы женщины-то были знатные, а то ведь сплошь холопки и дочери смердов. Одно радует, что Всеволод в тереме их не держит, а в сельце своём княжьем с ними развлекается.

Ефросинья задержала свой взгляд на Ольге.

— Не пойму я твоего Всеволода, — сказала она. — Мой Игорь охладел ко мне, когда я располнела после родов, но ты-то стройна и пригожа, как цветок майский. Чего же Всеволоду ещё надо?

— О! — Ольга презрительно улыбнулась, отчего в её миловидном лице появилось что-то от умудрённой годами женщины, знающей толк в мужчинах. — Моему Всеволоду надо очень много на ложе, а я всего этого ему дать не могу. Да и противно мне всем этим заниматься! — добавила она с отвращением.

— Любишь ли ты Всеволода? — негромко спросила Ефросинья.

— Раньше любила, а теперь не знаю, — ответила Ольга и снова пригубила из чаши.

Подруги помолчали.

А вокруг шумело веселье, слуги несли в зал всё новые яства...

— Самое печальное, что я детей не хочу иметь от Всеволода, — призналась вдруг Ольга, — всё делаю, чтобы от него не забеременеть. А он ждёт сына от меня.

— Стало быть, не люб он тебе, — скорбно заключила Ефросинья.

— А тебе твой Игорь люб ли ныне? — Ольга пытливо взглянула подруге в глаза. — Ведь ты знаешь про его неверность.

— И всё-таки я люблю его, — после краткой паузы промолвила Ефросинья. — Игорь супруг мне перед Богом и людьми, ему я подарила своё девство и троих сыновей от него имею. А неверность его мне как испытание Господом дадена.

— А ты тоже измени Игорю, и будете вы с ним квиты, — предложила Ольга.

Ефросинья посмотрела на неё с осуждением.

— Через себя переступать не могу и не хочу, — вымолвила она. — Как же я детям своим в глаза смотреть буду после такого!

— Как же муж твой им в глаза смотрит, а? — язвительно спросила Ольга.

Мужьям грешить легче, — ответила Ефросинья, — на то они и мужчины. Не зря сказано, что всякий дом на женщине держится.

Ольга понимающе покивала головой в повойнике:

— Тебя долг перед детьми удерживает от греховного шага, а меня ничто не удерживает. Я изменю Всеволоду при первой же возможности.

Ефросинья схватила Ольгу за руку.

—Не делай этого, Олюшка, — с убеждением произнесла она, — самой же после стыдно будет. Как ты с грехом таким на исповедь пойдёшь?

— Не пойду на исповедь, и всего делов, либо солгу священнику, — отмахнулась Ольга. — Мужья наши лгут на каждом шагу и не каются. Разве покарал их за это Господь?

— Неужто ты желаешь кары Господней мужу своему? — ужаснулась Ефросинья.

— Не токмо мужу, но всем мужчинам на белом свете, — промолвила Ольга, зло сузив красивые глаза. — Чтоб отлились им женские слёзы, сполна отлились! Разве не в мужской воле влачат жизнь свою что боярыни, что княгини, разве не тем же ковшом черпаем все мы от мужской чёрствости, жестокости и неблагодарности? Вот мы с тобой княжеские дочери, но разве мы счастливы? Радуемся ли жизни каждый день? Молчишь. Вот и получается, Фрося, что ни знатность, ни красота не спасают женщину от постылой участи, уготованной ей мужчинами с младых лет. — Ольга кивнула в сторону невесты. — Нами пользуются как разменной монетой, нас обманывают и унижают. При этом от нас ещё требуют терпения и добродетели. Если Господь не карает за это мужчин, значит, он на их стороне.

Хмель ударил Ольге в голову, потому её потаённые мысли и прорвались наружу. Годы супружества стали для неё годами разочарований и унижений, отчего страдала её чувствительная натура. Она мстила мужу за его грубость, тайком избавляясь от беременности, и была готова ещё дальше идти в своей мести. В какой-то мере это стало смыслом её жизни.

— Глупо придерживаться каких-то правил приличия, глядя на то, как эти правила каждодневно нарушают те, кто носит усы и бороду, — словно оправдываясь, сказала Ольга. — К чему быть безгрешной, когда все вокруг грешники. Если мужчины находят сладость в грехе, то чем мы, женщины, хуже их.

— За тяжкие грехи можно поплатиться здоровьем и даже жизнью, — раздумчиво произнесла Ефросинья. — Об этом подумай, Олюшка.

Ольга залпом допила вино и бросила безразлично:

— Чем так жить, лучше не жить вовсе.

«Коль у неё в семнадцать лет такие мысли в голове, как же она дальше жить будет?» — опустив голову, подумала Ефросинья, но вслух ничего не сказала.

На свадьбе кроме Ольговичей и родственников Владимира Глебовича присутствовали также Ростиславичи, Рюрик и Давыд. Святослав Всеволодович пригласил их, не в силах сдержать своего торжества. Оба Ростиславича сидели за столом тише воды ниже травы. А их младший брат Мстислав и вовсе не приехал, хотя Святослав приглашал и его.

В разгар пира появился вестник, весь покрытый пылью после долгой скачки.

Сын Святослава, Глеб, находившийся с дружиной в Коломне, извещал отца, что суздальский князь двинулся войной на рязанского князя Романа Глебовича, вняв просьбам его младших братьев, коих вспыльчивый Роман лишил уделов.

— Идёт Всеволод Юрьевич во главе многих полков, тяжко придётся рязанскому князю, — говорил гонец Святославу. — Князь Глеб пытался предотвратить вторжение суздальцев в рязанские пределы, но вести с ним переговоры суздальский князь отказался. А когда Глеб с дружиной хотел остановить суздальцев силой, то произошла сеча и верх взяли суздальцы из-за многочисленности своей. Теперь Глеб осаждён в Коломне суздальцами.