Сказаниада - Петр Ингвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда торговые палатки и прочие заведения кончились, берег стал пустынным и почти непроходимым, но впереди виднелась довольно ровная площадка. От построек, что остались позади, ее скрывали высокие глыбы. Очень удобное место для «поговорить».
Георгий с Фомой одновременно остановились: на камнях истекали кровью два трупа. Один, с перерезанным горлом, молодой и безбородый, походил на Котеню — даже показалось сначала, что это он. Особенно потому, что второй, заколотый в лицо, оказался Бермятой Васильевичем — с него сняли доспехи, но не узнать витязя было невозможно. Трупы уже обобрали, и если бы рядом с Бермятой лежал Котеня, Георгий решил бы, что здесь постарался их юный спутник. Не зря же при встрече у моря новый оруженосец держался вдали — явно не хотел показать лицо. Но вторым убитым был не Котеня, и ненужные мысли схлынули.
— Хорошая компания для предателя. — Фома повернулся к Георгию.
— Я дрался с Соловьем, но не убивал его. Я просто хотел уйти.
— Ты сломал всем нам жизнь.
Удар пришелся в ухо. Со звоном покатился по камням слетевший шлем.
Человек двадцать первого века, Георгий не любил драться с самого детства. Соответственно, и не умел — по-настоящему, яростно, без оглядки на гуманность и прочие выдумки будущих веков. Пусть он и посещал разные секции, и знал множество невиданных в этом мире приемов, но против лома, как известно, нет приема. И существуют люди, что крепче любого лома и походя его в узел завяжут. Сегодня «повезло» пересечься именно с таким экземпляром.
Второй удар — ногой — пришелся в голень. Дальнейшее превратилось в избиение упавшего. Фома бросал, пинал и катал Георгия, как бесчувственное бревно, боль вспыхивала огнем то в животе, то в груди, то в паху. Глаза медленно заплывали, с разбитых губ капало кровью.
Сверху раздался быстро приближавшийся вопль ужаса. Фома отвлекся от увлекательного дела, и Георгий тоже приподнял лицо: рядом на камни рухнул человек. С глухим чавком живое встретилось с мертвым и перестало быть живым. По булыжникам разлетелись ошметки мозгов, неестественно вывернулись разбросанные по земле конечности, завонял опорожненный кишечник.
Наступившую тишину взрезал новый вскрик — женский. Где-то рядом.
Георгий с трудом повернул голову. Лада. Она привела служителей. Ее взгляд остановился на лежавшем лицом вверх кровавом месиве.
Пока все отвлеклись, Фома сбежал. А ведь только что был здесь. Неважно. Теперь ничего неважно.
— Не смотри, — прохрипел Георгий.
Лада повернулась к нему. Лицо напоминало фарфоровую куклу — белое, жуткое, с невидящим взором:
— Это мой муж.
Похоронили быстро, речей над могилой никто не говорил, сверху, как здесь принято, водрузили камень. Георгий наблюдал снизу, привалившись спиной к огромной глыбе. Все болело, двигаться было невозможно. Переломов нет, но ушибы будут заживать долго.
После Данилы предали земле Бермяту. Лада осталась у могилы мужа. Просто сидела и глядела вдаль. Прощалась? Прощала? Лицо оставалось бесстрастным, взгляд — пустым.
Служители взялись копать яму для третьего. Лада, наконец, сделала шаг к Георгию:
— Прости, что не подошла сразу. Он был моим мужем, и как жена…
— Все правильно. Я в норме, только ходить пока не смогу. И руки не очень слушаются. В остальном все отлично, даже зубы целы.
Для демонстрации сказанного он растянул распухшие губы в улыбке. Наверное, зря, вид оказался таким, что у Лады вырвался всхлип:
— Не надо было тебя отпускать…
— А я только-только порадовался, какая ты в этом плане молодчина.
— Тот человек… — она мотнула головой назад, в сторону лестницы, — которого испепелили… он из нашей деревни. Разбойник.
— Знаю. Одно время я тоже был разбойником.
— Ты?!
— Жизнь заставила.
— Не жизнь. Ты сам. У тебя была цель, и чтобы ее добиться, тебе пришлось на время стать разбойником. Ведь так?
— В то время единственной моей целью было выжить.
— Неправда. У тебя была другая цель — высокая. Ты выживал ради нее.
К ним обратились служители:
— Сейчас принесем носилки. Первую помощь окажем на месте, пища и вода здесь бесплатны, но не забывайте о сроках, если вдруг задержитесь. У вас есть, где остановиться?
— Лодка в другой стороне от пристани.
— Отнесем туда.
Никто не спрашивал, что произошло и кто виноват, служителям не было до этого никакого дела. И правильно. Боги все знают, они укажут на виновного, и если это Георгий, с него спросится.
Первая помощь заключалась в смазывании ран и ушибов чем-то вонючим и, видимо, дезинфицирующим, как многое другое не менее вонючее. Перевязка не потребовалась. Георгию прописали покой и доставили в родную лодку. Несли той же дорогой — по камням и частично по мелководью. В пути четверо служителей были молчаливы и полностью равнодушны к тем, кому помогали. Они прошли через сбивавший с ног прибой, аккуратно переложили Георгия в лодку и, после краткого прощального поклона, исчезли.
На этот раз просушенное покрывало стало матрасом, а парус — одеялом. Ночь прошла в муках. Лада тоже не спала, каждую минуту спрашивала, чем помочь, иногда ласково поглаживала, стараясь заглушить страдания. И боль действительно отступала.
Утром в сопровождении Антошки и служанки к лодке пришла Чейна Чусовна. Как найти — подсказали спасенные невольники, просившие на пристани милостыню. Слуги остались ждать позади, девушка, стыдясь мокрого почти до пояса платья, подошла вплотную к борту:
— Здравствуй, Егорий.
Лада тактично отошла подальше.
— Здравствуй, Чейна. — Укрытый парусом Георгий повернул к ней голову. — Как здоровье мамы?
— Лучше, чем хотелось бы. — Лицо девушки недовольно сморщилось, губы на миг поджались: говорилось не о том, зачем она пришла. Чейна перешла к делу: — Скажу честно: я хотела замуж именно за тебя и шла к богам, чтобы узнать, кто из двух витязей более достоин получить меня в жены — Егорий или Котеня. Ответ поразил, и теперь я не знаю, что делать. Боги сказали выбросить из головы все глупости и слушать маменьку — она плохого не посоветует и сосватает самого лучшего. Она что же, их подкупила? Разве богов можно подкупить?
— Подкупить можно любого, у кого ценности находятся снаружи. — После небольшой паузы Георгий добавил: — И боги сказали правду: когда не знаешь что делать — слушай маму. Впрочем, всегда слушай, даже когда знаешь что делать. Что бы ты ни совершила, через много лет поймешь, что права была именно она.
— Но маменька неправа очень часто! Она вообще ничего не понимает в жизни!
— Об этом и говорю.
Чейна нервно поднялась. На доски упал небольшой кошель: