Вацлав Нижинский. Воспоминания - Ромола Нижинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со времени отъезда из Монте-Карло Нижинский практически не имел возможности видеться с сестрой наедине. Броня в тот сезон имела большой успех. Роль в «Фавне» увеличила ее популярность. В труппе ее очень любили за то, что она была хорошим и веселым товарищем. Но брат не знал, что в это время один молодой танцовщик из труппы оказывал ей очень много внимания. Ее слава росла, а то, что она была сестрой Нижинского, окружало ее особым блеском. Некоторые танцовщики втайне думали, что близкое родство с семьей Нижинского может быть им полезно, притом Бронислава была доброй, сердечной и обаятельной девушкой. Поэтому началось много маленьких флиртов, среди которых серьезным было ухаживание многообещающего танцовщика Кочетовского. Он попросил Броню выйти за него замуж, и она согласилась. Эта новость очень удивила Нижинского. Он почему-то верил, что она так же полностью поглощена искусством, как он сам, и поэтому объявление о свадьбе стало для него разочарованием. Теперь у Брони будет в жизни какой-то интерес помимо танца. Он почти чувствовал, что теряет товарища. Он не скрыл это чувство, а высказал его Броне, которая с горьким упреком ответила, что не может всегда быть с ним, а раз так, вполне может и выйти замуж. Свадьба была очень тихая, брак был заключен в русской церкви Лондона, в присутствии Сергея Павловича и Нижинского, который отдал невесту жениху.
Лондонский сезон был, как обычно, праздничным. Леди Рипон устроила вечер в саду в Кум-Корте, и там в ее театре танцевали Нижинский и Карсавина. На вечере были королева Александра и императрица Мария Федоровна, которые обе выразили восхищение этими двумя артистами. Королева Александра сказала Нижинскому, что каждый раз, когда приходит на представление и в программе указано «Видение розы», она пересаживается из своей ложи на место в партере, в середину зрительного зала, чтобы полностью видеть его танец и завершающий прыжок.
Сарджент[26] был близким другом леди Рипон, и она заказала ему портреты двух своих любимцев; Нижинский был изображен в костюме из «Павильона Армиды».
Нижинский после выступления приходил на многие из этих вечеров. Он молчал, улыбался, был очень застенчивым и держался как мальчик. Похвалы зрителей его, видимо, смущали. Манеры у него были великолепные благодаря его врожденному обаянию и строгому обучению в Императорской школе, где учеников воспитывали в духе Пажеского корпуса. Кроме того, Дягилев, светский человек до кончиков ногтей, тоже прекрасно влиял на него в этом отношении. Нижинский ходил, никем не замеченный, по салонам или тихо сидел за маленьким столиком и что-нибудь ел. Его самыми большими любимцами были леди Моррел и ее муж, а также Брэдли Мартин и его супруга — американцы, игравшие важную роль в светской жизни Лондона. Старая миссис Мартин, жена Брэдли Мартина, была для Нижинского как бабушка, баловала и ласкала его, приглашала на ленч вдвоем. Она подарила Нижинскому маникюрный набор из золота и черепахового панциря, чтобы он думал о ней каждый день. Он провел много спокойных часов в городском доме Моррелов. Его пригласили на чай на террасу Дома парламента, и атмосфера этого места была для него огромным наслаждением.
Однажды во время ленча у леди Кунард, где было много гостей, Нижинский, который уже узнал несколько английских слов, сказал: «Леди Моррел такая высокая, такая красивая, как жираф». Дягилеву стало неловко, и он попытался объяснить эти слова, но Нижинский настойчиво повторил: «Нет, нет, жираф красивый, длинный, грациозный, она похожа на него». И леди Моррел поняла этот комплимент.
Космополитическому великосветскому обществу нужно было что-то новое для возбуждения, и г-н Марке, владелец казино в Монте-Карло, открыл новый курорт. Он хотел сделать все, чтобы это место имело успех. Были построены шикарные отели, построен такой же хороший стадион, как в Лоншане. Модные магазины, казино, очаровательный крытый бассейн поблизости от берега — все в помпейском стиле; даже трава была посажена на песчаном берегу. И вот Довиль открылся. Марке организовал несколько выступлений Русского балета в казино. Артистам была гарантирована очень высокая плата, и Дягилев подписал контракт. Нижинский очень сильно противился этому: он считал, что Русский балет должен строго придерживаться своей традиции выступать только в оперных театрах.
В тот год Нижинский снова должен был отказаться от мысли вернуться летом в Санкт-Петербург: к тому времени, когда артисты должны были уехать из Довиля, лето должно было почти закончиться. Сергей Павлович дал труппе два месяца отдыха. Но он должен был принять много решений и составить много планов вместе с Нижинским. С тех пор как они выехали из Санкт-Петербурга ранней весной 1911 года, они ни разу не расставались больше чем на один или два дня. Сергей Павлович, который с глубоким почтением относился к гению Вацлава Фомича-танцора и так же сильно восхищался его развивавшимися способностями хореографа, держал его под своим влиянием во всем, кроме искусства хореографии. Дягилев признавал, что в этой области он дилетант, а Нижинский мастер, но не желал хотя бы чуть-чуть ослабить свое влияние в других делах. До этого времени это была достаточно простая задача: в начале их дружбы Нижинский был всего лишь мальчиком, который горячо хотел учиться, слушать и иметь кого-то, кто бы им руководил. Дягилев познакомил его с артистами, художниками, музыкантами, которых он высоко ценил и влияние которых имело важнейшее значение для развития его искусства. Сергей Павлович создал для его талантов именно ту атмосферу, в которой они могли расцвести. В определенном смысле Сергей Павлович был стеной, которая ограждала его от внешнего мира, и этим давал ему возможность жить только ради искусства. Разумеется, Сергей Павлович продолжал держать Нижинского в одиночестве и после того, как они покинули Россию. При постоянных переездах с места на место Нижинский сталкивался с множеством людей, желавших стать его друзьями. Но через несколько дней он должен был уезжать, и потому долговременные знакомства были для него невозможны. Каждый раз, когда Нижинский пытался изучить иностранный язык, Сергей Павлович отговаривал его: «Зачем тратить время на это? У тебя есть дела важнее». Чем больше Нижинский был отделен от окружающего мира и чем дольше продолжалось его уединение, тем приятнее было Дягилеву, который отчаянно любил его. Прежние друзья покинули