Чужой огонь - Сергей Палий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая бесконечную болтовню Некрасика, друзья поднялись по лестнице и вышли на привокзальную площадь.
Вот тут бедность и запущенность провинции проявились во всей красе.
Прямо посреди площади стояло несколько хибар, накрытых общим брезентовым тентом. Рядом возвышалась куча мусора, под которой угадывались очертания контейнеров и остовов машин. Возле свалки под неусыпным наблюдением наряда милиции, привязанная к столбу, паслась костлявая корова – что бедная скотинка жрала, оставалось не ясно. По правую руку находились несколько бронированных окошек, над которыми висели буквы «АССЫ», выгнутые из кусков железной арматуры. Несмотря на то что на город уже спускались сумерки, фонари не горели – отчасти из-за того, что были разбиты, а отчасти по причине экономии электричества. В дальнем конце площади, возле заросших бурьяном трамвайных рельсов, находилась остановка местных экипажей, развозивших кредитоспособных приезжих по городу. Людей на площади было немного – в основном хибарщики, кучера, торговцы велосипедами, бомжи и менты. Ну и пассажиры, конечно, – как прибывшие, так и отъезжающие.
– А трамваи у вас разве не ходят? – спросил Юрка у юного артельщика.
– Энергии не хватает. ГЭС на Чусовой полгода назад построили, а река взяла и русло поменяла. Пермь с Камы кормится, возле Челябинска АЭС рабочая – но они с нами делиться не хотят. В домах с семи утра до шести вечера свет отрубают. А вы откуда? С Нижнего или с Казани, поди?
– Мы из… – начала Маринка, но Фрунзик быстро перебил ее:
– Из Казани.
– Ясно, – кивнул Некрасик. – Вот мы и пришли.
Они остановились возле шлагбаума на противовесе, который загораживал проход на небольшую стоянку, где среди нескольких припаркованных карет и бричек скучали кучера и молодой охранник.
– Постой, – сказал Максим. – Нам нужно купить продовольствие. Где у вас ближайший питачок?
– Привокзальный питачок в будни работает только до пяти вечера, а другие далеко, и очереди там огромные.
– В таком случае нам придется ехать завтра, потому что запасов провианта не хватит и на три дня.
– Это не обязательно. – Некрасик навалился своим нескладным телом на противовес и поднял шлагбаум. – Наша артель может обеспечить вас едой. На все время пути.
– Бесплатно? – подозрительно сощурившись, спросил Егоров.
– Ага. И навечно, – не удержался и съязвил подросток. – Конечно, нет. Но по расценкам питачков. Может, самую малость подороже.
– Мы подумаем, – ответил Максим. – Нужно ли официально подтверждать заказ ваших транспортных услуг?
– А то ж. У нас все честно, кого попало не возим. Айдате вон в ту будочку, там все и оформим. У вас никакой контрабанды, надеюсь, нет?
– Нестиранная пара носков считается? – ехидно поинтересовался Егоров.
– Вы зря смеетесь, – серьезно ответил Некрасик, направляясь к неприметной конторке в дальнем углу стоянки. – Если вы будете провозить через таможню разные недекларированные штучки, нам придется изменить цену.
Друзья переглянулись, следуя за юным артельщиком. В этом угловатом подростке уже почти не осталось того простодушия и услужливости, с которой он уговаривал их в тоннеле. Почувствовав, что клиенты крепко зацепились жабрами за крючок, он превратился в собранного и делового торгаша.
У Максима складывалось впечатление, что Некрасик, как, впрочем, и все остальные люди, живущие здесь, забыли о том, каков был их родной город два с небольшим года назад. Они будто родились и выросли в этом странном средневековье, смешанном с атомными электростанциями, питачками и пневматическим оружием нового поколения. А самое ужасное заключалось в том, что, по всей видимости, им было комфортно. Или – по барабану.
Быть может, прав был Зевс – не осталось у нас воли к жизни?
Максим вспомнил фантастические книжки про могучих регрессоров, которые отбрасывали планету в феодализм, чтобы потом сделать из нее процветающую колонию, и на миг его сердце замерло в ледяных ладонях страха. А вдруг?…
– Что с тобой? На тебе лица нет, – обеспокоенно спросила Маринка.
– А… – Долгов посмотрел на нее. Улыбнулся: – Много думать – пагубно.
– О чем думал-то?
– Маринка, если бы тебе предложили жить в семнадцатом или восемнадцатом веке, ты бы согласилась?
– Хм… Смотря кем и где. Какой-нибудь французской графиней – возможно, и не отказалась бы. – Она по-девчоночьи пфыкнула вверх, сдувая челку с глаз.
– А если бы, скажем… э-э… в двенадцатом-тринадцатом?
– Ну уж нет! Там антисанитария была, войны, чума, крестовые походы и прочая гадость. Хотя нет, чума в четырнадцатом веке пол-Европы выкосила… А чего это ты вдруг спросил?
Максим помолчал, погладив по дверце одну из карет. Наконец сказал:
– Вам не кажется, что боги сознательно зашвырнули нас в техногенное средневековье? Перекинули с одной ветки развития на другую.
– Изобрел самокат, тоже мне… Генри Форд, – фыркнул Фрунзик. – Если бы ты мне назвал причину – другое дело.
– Мы что-то сделали не так. Мы совершили ошибку, после которой наш путь развития оказался тупиковым.
– А вдруг это боги совершили ошибку, а не мы? Не допускаешь?
– В тот миг, когда Прометей подарил нам огонь?
– Ты не просто параноик. Ты параноик-философ.
– А я скептик, – вставил Егоров, ставя свою сумку на асфальт. – И хочу жрать.
Скрипнув несмазанными петлями, Некрасик открыл дверь будочки и сказал:
– Тесновато. Все не влезете, да и незачем. Дайте паспорта кому-нибудь одному, и пусть он заходит.
Собрав документы, Максим вошел внутрь конторки и обнаружил перед собой лысеющего мужика, заросшего огромной смоляно-черной бородой до самых глаз. Он сидел за столом и читал книжку в тусклом свете одинокой двадцативаттки, висящей на двух проводах. Увидев посетителя, мужик положил книжку разворотом вниз, не закрывая, и протянул руку:
– Андрей. Можно просто – Борода. Оформляться будем? Максим пожал сухую крепкую ладонь и огляделся, где бы присесть.
– Стульев нет, – бесцеремонно сказал Борода. – Я кучеру Семецкому поменял на книги.
Только сейчас Долгов заметил, почему внутри этой будки так тесно – то, что он вначале при неверном свете принял за заднюю стенку, оказалось книгами. Стопки лежали на полу и упирались в потолок.
– За ними еще восемь слоев, – прокомментировал Борода.
– До Омска, – не в силах оторвать взгляд от чудесной коллекции, произнес Максим. – На четырех лошадках.
Максим с грохотом поднялся, пнул громоздкий верстак берцем и шумно выдохнул. Егоров смотрел на него с оторопью – он никогда не видел Долгова настолько бухим.