Спецгруппа "Нечисть". Экспансия - Александр Ищук

– Поэтому, – взял слово Барон, – фашист прибудет именно в тот момент, когда, с его точки зрения, ты будешь уже обычным человеком.

– Получается, у этого немца, точнее, его собачки столкновений с нашей нечистью не было?

– Бармалей, – с укоризной протянул Ивлев, – все, у кого с нами были столкновения, никогда, никому и ничего уже не расскажут.

– А Дракула? – усомнился я.

– А Владика нашего не убивали. Владика, как и сейчас, замораживали. Если так можно сказать про его состояние.

– А как же вы во время Великой Отечественной-то её, собачку чёрную, проморгали?

– Ты меня об этом не спрашивай, – многозначительно посмотрел на Черепа Барон, переводя на него стрелки. – Я просто выгляжу плохо. На самом деле я слишком юн, чтобы принимать участие в той войне.

– Повторяю свой вопрос, – уставился я на Черепа.

– Слышь, салага прибуревший, – набычился Черепанов, – ты луга попутал? Я не Петрович и даже не Барон. Я – генерал, мать твою. Это как минимум. Поэтому субординацию соблюдать не забывай.

– Мне по стойке смирно встать? – отреагировал я.

– Нет. Сиди, борзота, – распорядился он. Помолчал, сплюнул и продолжил: – В войну мы не пересекались. Мы даже не знали друг о друге. Таких, как Штольценберг, много по белу свету. Всех не переловишь.

Видя, что Череп закончил, в разговор вновь вступил Барон:

– Так, мы остановились на прибытии немчуры в пыточный приказ, где тебя уже двое суток месят гестаповцы.

– Меня реально будут ломать?! – вдруг дошло до меня.

– Они на полном серьезе будут тебя пытать. Но тебе будет только больно. Очень больно, но их действия не приведут к повреждениям внутренних органов. Максимум синяки, ссадины, ожоги и порезы.

– Не понял?!

– Ну ты и бестолочь! – вздохнул Барон. – Всё время от момента захвата ты будешь в состоянии одержимости. При этом Полоз будет контролировать твою скорость и реакцию. А в состоянии одержимости тебя может сломать только такой же одержимый, как и ты. Поэтому шкуру они тебе подпортят, а всё остальное будет целым.

– А если они меня химией накачают?

– Конечно, накачают! – обрадовал меня Шмулевич.

– И?!

– Они накачают, ты заработаешь отравление, проблюешься, и всё, – Шмулевич посмотрел на меня, наткнулся на мой непонимающий взгляд и пояснил: – Бестолочи! И ты бестолочь, и змеюка твоя! Вы друг с другом совсем не общаетесь?! Наличие Полоза делает тебя абсолютно неуязвимым к ядам любого происхождения, любой химии, в том числе из серии «сыворотка правды», и к гипнозу. Вся отрава, попадающая в твой организм, будет моментально и с большим удовольствием усваиваться Полозом, а излишки будут выходить со рвотой.

– Круто! Мне можно мухоморы жрать?

– Можно. Но ты сильно не радуйся. Есть и отрицательные моменты: ненатуральные лекарственные средства автоматически причисляются Полозом к отравляющим веществам, соответственно, усваиваются им, а излишки выводятся из организма. Поэтому если надумаешь заболеть, то лечиться придется только травами. Ильдар, насколько я знаю, уже научился.

– Продолжаем, – скомандовал Барон, видя, что Шмулевич закончил свою лекцию, – значит, ты, весь избитый, дождался того светлого момента, когда фашист зашел в камеру.

– А собака его?

– Без собаки. Собака появляется только в случае прямой опасности. При этом есть мнение, что она может существовать только на открытом воздухе. Внутри помещения она находиться не может.

– Это точно? – переспросил я.

– Я сказал: есть мнение. Вот это мнение ты и подтвердишь опытным путем! Или опровергнешь. Но лучше – подтвердить!

Присутствующие командиры рассмеялись шутке про «опытный путь», я поежился.

– Фриц заходит в камеру, ты ждёшь сообщения Полоза, что твои негодяи, а также «Закат» и «Север» уже заняли подступы к бункеру, валишь всех присутствующих в камере, кроме генерала, его берешь в плен и вытаскиваешь наверх. Там тебя подхватывают парни и вы со скоростью звука валите в заданную точку.

– Не домой?!

– В заданную точку! – повторил Барон. – В этой точке вас будут ждать Шмулевич, отец Сергий и Череп. Именно в этой точке собачку будут разлучать со Штольценбергами с последующим умерщвлением псины и доставкой к нам в управление самого генерала.

– А нас собачка на марше не догонит?

– Может и догнать. Поэтому бежать придется максимально быстро.

– Далеко бежать?

– Нет.

– А откуда возле бункера появятся «Север» и «Закат»?

– Оттуда же, откуда там появятся твои головорезы.

– А снайперши?

– Если сочтут нужным – передадут вместе с десантурой. Если не успеют – прирежут на марше. Мне они не нужны. Теперь тебе всё понятно?!

– Более-менее, – протянул я.

– Молодец. Иди отдыхай. Завтра, после убытия «Севера», зайдешь к нам. Будем изучать возможные места твоей сдачи в плен. Да, самое главное: о твоей роли в предстоящей операции никто из твоих не должен знать. Даже Марсель. Это – приказ.

– Понял. А как Коваль и Загребин, а тем более – мои узнают, что им делать?

– Этим займёмся мы с Петровичем. Лично, – ошарашил меня Ивлев. – Если вопросов больше нет – пошёл вон с глаз моих…

* * *

– Просыпайся. На посадку идём, – разбудил меня Полоз.

– Где мы?

– В логове врага.

– Тут меня пытать будут?

– Тут, тут, – усмехнулся он. – Запоминай: тебе будет больно. Местами очень больно. Но боль, как известно, приходящая, а музыка – вечна!

– Чего?

– Потерпишь, вот чего. Зубами, может быть, по-плюешься. Ногти потеряешь. Но это всё ерунда. Зубы и ногти я тебе восстановлю в кратчайшие сроки. Главное, что внутренние органы и кости они тебе сломать не смогут.

– И пальцы?

– Пальцы могут, но их я тебе за пять минут отремонтирую.

– А глаза?

– До глаз, надеюсь, дело не дойдет. С глазами – месяца два возиться придётся. Очень сложный орган.

– Слышь, ты, эскулап ползучий, до меня только сейчас дошло, что они меня ломтями настругать могут…

– Захлопни пасть, обезьяна прямоходящая, – не остался в долгу Полоз. – Дальше телесников средней степени тяжести немчура не зайдет. Гарантирую.

– Откуда такая уверенность?

– Ты, человеческий детеныш, Киплинга читал? – очень точно парадируя удава Каа, зашипел Полоз.

– Конечно.