Крестовый поход - Александр Прозоров

– Хватит ли у тебя силы, атаман разбойников, чтобы повелевать ханами и князьями? – напряглась татарка, которую только что назвали не истинной, а лишь номинальной правительницей государства.

– Свою силу я лучше покажу князю Витовту, а не вам, други, – ответил Егор. – Коли его одолеем, славы, земли и богатства хватит на всех. А нет, так и беспокоиться не о чем.

– И то верно, – согласился Юрий Дмитриевич. – Ноне о победе над Витовтом мыслить надобно, а не о разногласиях наших. Когда одолеем, тогда и решим, как царицу нашу восхвалять и возвеличивать надобно.

Вроде как и спор прекратил, а вроде и на сторону Вожникова встал.

– Чем одолеем? – Гафур-мирза, доев шашлык, вонзил шампур в землю. – У Витовта вон почти двадцать тысяч кованой рати, у нас же шесть тысяч латников галицких имеется. Окромя того лишь татары мои да лапотники новгородские. Числом, может, и больше выходит, да токмо бумажной грудью на железо не попрешь.

– Есть у меня один секрет, друг мой, – вскинул палец Егор. – Секрет таковой, что треть ратей литовских можешь сразу вычеркивать.

– И у меня секретик имеется, – пригладил бороду Юрий Дмитриевич. – За долгую дорогу успел кое о чем с хорошими людьми сговориться. Так что, друг мой, еще повоюем. А что крестоносцы, атаман?

– В общие ряды не встанут, – покачал головой Вожников. – Ненадежны. Но в запасе подержать стоит. Пусть хоть видом своим пугают. Я полагаю в центр ватажников своих поставить. Они ребята опытные, битые, азартные, ничего не боятся. Эти не побегут. Ополченцев на правый край. Там берег с изгибом, обойти будет проще, когда сомкнутся. Прикрывать их стану я сам, лично. Твою конницу, Гафур-мирза, поставлю за ними. Когда пойдешь литовцев добивать, свисти, пехота тебе дорогу освободит.

– Добивать? – Татарин громко хмыкнул.

– Тебя, Юрий Дмитриевич, попрошу встать слева, под Путивлем. Там берег прямой, самое то для лобовой атаки. Никто не отвернет, некуда.

– Да, сие разумно, – согласился князь.

– Быть по сему, – кивнул и Гафур-мирза. – Посмотрим, как лапотники кованую рать громить станут.

– Быть по сему, – медленно повторила царица Айгиль. – Надеюсь, завтра вы не посрамите высокого звания воинов.

Утро второго августа 1412 года от Рождества Христова выдалось зябким и туманным. Опасаясь вражеского коварства, рати поднялись еще до рассвета, плотно поели, предчувствуя долгий и тяжелый день, стали одеваться в чистое исподнее, поверх которого бояре застегнули плотные поддоспешники, сверху надели железо. Люд попроще ограничился стегаными куртками, прошитыми проволокой и набитыми жестким конским волосом, толстыми шапками, на которые у многих были нашиты железные пластины.

С высоты крепостных стен древнего русского города было хорошо видно в разрывах тумана, как первыми на отведенное место потянулись новгородские ополченцы, ряд за рядом смыкаясь плечами, примериваясь к весу длинных копий и ставя покамест щиты на землю. Следом, сверкая начищенными доспехами, от лагеря выехала под алыми стягами галицкая дружина и плотно встала стремя в стремя почти под самым Путивлем, вытянувшись в двадцать пять рядов. Почти сразу навстречу им выехали кованые полки из Москвы и замерли в трехстах саженях напротив – такие же сверкающие, такие же спокойные, под такими же знаменами[32].

Свободное пространство между ополченцами и дружиной Юрия Дмитриевича стали заполнять ватажники атамана Заозерского. В отличие от ополченцев, почти все они были в доспехах, оружие держали привычно и уверенно, но воевать тоже собирались пешими.

– Да убережет тебя Господь, – перекрестилась княгиня Елена, увидев, как там, далеко внизу, за спинами ополченцев, почти у самого берега, ее муж разжигает жаровню. Пушкари, набравшиеся в походе опыта, готовили вощеные картузы с порохом, деревянные снаряды. Пушек ныне лежало на подставках аж пятнадцать: Кривобок все лето присылал со снарядами то один, то два новых высверленных ствола, и вот – накопилось.

Литовцы и шляхта, задержавшиеся у молебна, наконец-то поднялись с колен, побежали к лошадям, взлетели в седла и тоже поскакали к месту будущей битвы, перекрывая остров от московских полков и до самой стремительной Любки. Возле опустевшего походного храма с высоким деревянным крестом остался только Витовт с небольшой свитой. В стороне от христианских палаток седлали лошадей татары из черного тумена Джелал-ад-Дина. Делали они это не торопясь. Видно, литовский князь оставил их в запасе.

Точно так же, в ожидании приказа, держали скакунов под уздцы полторы тысячи крестоносцев – запасной полк князя Заозерского.

– Холодно-то как, – пробормотала инокиня Агафья, что стояла на крепостной стене рядом с княгиней. – Ровно ледяное одеяло смертное землю накрыло. И тихо…

Над полем, на котором собралось почти тридцать тысяч человек, и вправду не слышалось ни единого слова. Люди просто стояли и смотрели через поле на лица тех, кого очень скоро станут убивать.

– Чего ждут? – поежилась Елена.

– Так умереть никогда не поздно, – перекрестилась инокиня. – Куда торопиться?

* * *

Внизу под ними поставил ногу в стремя великий князь Витовт, поднялся в седло, привстал, вглядываясь вперед:

– Не понимаю, на что он надеется? Там одни смерды в строю! Шляхта пройдет по ним, ако по траве, никто и охнуть перед смертью не успеет.

– Татары, – указал в сторону дальнего брода гетман Ходкевич. – Нешто на них атаман разбойничий опереться замыслил?

* * *

– Татары! – предупредил князя Федька. – Уже у брода.

– Значит, пора. – Крепко взявшись за гладко отполированный ивовый шест, Егор выхватил из жаровни раскаленный докрасна железный штырь, шагнул к крайнему стволу, опустил в запальное отверстие, и пушка тут же оглушительно жахнула, выплюнув из своего жерла облако белого дыма. В этом дыму никто не мог увидеть, как наружу вырвался деревянный поддон, резко затормозился из-за прибитого к днищу кожаного пыжа, растопырившегося в потоке встречного воздуха, и из темных гнезд выскользнули тридцать четыре каленые стрелы с железным оперением, каждая в мизинец толщиной и в половину локтя в длину.

Разумеется, стрелам этим было далеко до подкалиберных «ломиков», которыми в двадцать первом веке артиллеристы пробивают многосантиметровую танковую броню. Но ведь и стреляли ими не по танкам, а по латникам в кирасах, что прогибаются просто от сильного нажатия пальцем.

Расходясь пучком, стрелы со сверхзвуковой скоростью мелькнули над головами ополченцев и легко прошили насквозь ряды польской шляхты, почти не замедлив полета даже после того, как оставили ровные дырочки в панцирях пяти-шести человек и пронзили по пять-шесть лошадиных туш. Всадники и не поняли, что случилось – просто сразу целая колонна воинов захрипела, застонала и стала падать на землю вместе с лошадьми.