Шепот гремучей лощины - Татьяна Корсакова

– Я должен убедиться.

Он и сам не понимал, в чем именно хочет убедиться. В том, что увидел во сне? А сон это что, если не ошметки чувств? Он просто не хочет поверить, что Таня мертва. И он должен убедиться! Потому что иначе мучиться ему до конца своих дней.

– Хорошо. – Митяй замолчал, наверное, подыскивая новые аргументы. – Я сейчас тебе сделаю больно, но это по-дружески, почти по-братски.

Не хотелось еще больше боли, но если по-братски…

– Горыныч той ночью взял их след. Батя говорил. След взял, но вернулся. Почему он вернулся, Сева? Не потому ли, что нашел ту, которую искал?

Больнее не стало. Сева и сам уже сотни раз прокручивал в голове один и тот же вопрос. Почему вернулся Горыныч? Если бы не сон, он бы, наверное, смирился. А теперь он обязан увидеть все своими собственными глазами.

Митяй все понял без слов, покачал седой головой, спросил:

– Когда собираешься уходить?

– Сегодня.

В землянке повисло тягостное молчание, а потом Митяй сказал:

– Я с тобой.

– Не нужно, оставайся с отцом.

– С отцом все будет в порядке. Если тогда не помер, то и сейчас не помрет. А вот ты или в болоте потопнешь, или в лесу в волчью яму свалишься. Ты же городская рохля, блондинчик! – сказал и беззлобно ткнул Севу в грудь. – Опять же, дорогу ты не знаешь.

– Что-то твое знание нам в прошлый раз не сильно помогло. – А он обрадовался! Самому себе признаваться не хотел, но обрадовался вот этому решению Митяя.

– В прошлый раз я был не в форме. Да и поперлись мы на болото ночью.

– За кем поперлись? – усмехнулся Сева.

– Не важно. – Митяй махнул рукой. – Важно, что сейчас я в форме и готов подставить плечо.

– Спасибо, – сказал Сева и тоже ткнул Митяя в грудь.

– Благодарить будешь, когда мы из болота выберемся. А пока давай решим, как будем действовать.

– Никому не говори, – предупредил Сева. Не хотел он, чтобы за ними увязался еще кто-нибудь. Пусть даже та же Соня. Шли они в самый вражеский тыл, а в тылу лучше быть самим по себе.

– Даже бате? – Про Соню Митяй не думал, он сразу подумал про отца. – Я уверен, он отговаривать не станет.

– Отговаривать не станет, просто попросит, чтобы мы подождали, пока он встанет на ноги. Он нас одних не отпустит, Митяй, а у меня нет времени, чтобы ждать.

Митяй немного помолчал, а потом сказал:

– Я ему записку напишу, суну в пачку папирос, попрошу Соньку отнести. К тому времени, как он пачку распечатает, мы уже будем далеко. Ты же должен понимать, блондинчик, что не могу я его оставить вот так! – добавил он с вызовом.

– Я понимаю. С запиской ты хорошо придумал.

– Ну тогда я еще кое о чем подумаю, – сказал Митяй заговорщицким шепотом.

Сева понял его без слов. Митяй имел в виду оружие. Автоматы, с которыми они явились в отряд, забрал Голова. Спички детям не игрушки. Что-то такое он тогда проворчал. Думает, что они после всего пережитого до сих пор дети. Ну-ну…

– Прям сейчас пойду, пока темно. Я уже разведал, где у них арсенал. Еды с собой брать не будем, по дороге что-нибудь сообразим. Давай, блондинчик, собирай манатки. Через пятнадцать минут выдвигаемся!

Горыныч нагнал их на болоте. Сказать по правде, Темному зверю они даже обрадовались. Может, и не помощник, но, так уж вышло, что неплохой защитник.

– С нами пойдешь? – Митяй осторожно погладил Горыныча по костяной башке. Она ему нравилась больше остальных. Так уж вышло.

Костяная башка клацнула челюстями, вроде, и угрожающе, но он не испугался. Сева тоже не испугался, гладить Горыныча не стал, вместо этого спросил:

– Почему ты вернулся?

Конечно, ему никто не ответил! Горыныч может и был поумнее некоторых людей, но разговаривать пока не научился.

– Разве ты не должен был идти до самого конца? Не должен был ее найти?

– Так может он и дошел до самого конца? – Не хотелось начинать этот разговор снова, но шастать по болоту с сумасшедшим тоже не хотелось. А Сева сейчас выглядел именно так. Одержимым он выглядел.

– Разберемся! – И как все сумасшедшие, он отказывался мириться с правдой, собирался разбираться.

– Ну, пойдем. – Спорить Митяй не стал, потому что поставил себя на Севино место. Если бы речь сейчас шла не о Таньке, а, к примеру, о бате? Да он бы даже и слушать никого не стал! Не остановил бы его никто!

Вот и он останавливать не станет. Просто присмотрит, по-дружески. Интересно как выходит! Никогда у него не было настоящих друзей, как-то не получалось дружить по чужим правилам, а тут и правил особых нет, а дружба, кажется, есть.

Долго думать об этом Митяй не стал, были у него заботы и посерьезнее. На сей раз по болоту они шли днем, поэтому получилось выбраться из топи, лишь слегка промочив обувь. Горыныч рыскал где-то поблизости. Не помогал, но и не мешал, а само его присутствие внушало какую-никакую надежду.

Оказавшись на твердой земле, они развели костер. К этому времени животы от голода уже крутило у обоих, и Митяй начал задумываться об охоте. Вот беда, по пути им встречались только белки, а белку он согласился бы есть только с большой голодухи.

Выручил Горыныч. Митяй уже почти смирился с белками, когда Горыныч притащил зайца. Заяц был тощий и грязный, но это не беда!

Готовка тоже легла на его плечи, Сева смотрел в костер и думал о чем-то своем, словно грезил наяву. Митяю хотелось поговорить, но что-то подсказывало ему, что вмешиваться в эти думы-грезы никак нельзя. Поэтому он сначала освежевал, а потом запек зайца на самодельном вертеле. Получилось вкусно! Часть мяса они с Севой съели, а часть решили взять с собой, чтобы больше не останавливаться без лишней надобности. Сейчас, когда с ними не было раненного бати, двигались они быстро. Появилась надежда, что до Видово получится добраться к ночи. Не будут же фрицы держать деревню в осаде неделю! Наверняка уже вернулись в город или в Гремучий ручей. Вот они с Севой и переночуют, как люди. Митяю казалось, что дома он не был уже целую вечность. Ему одновременно и хотелось оказаться в родных стенах, и было страшно от воспоминаний. Воспоминания о хорошем делали его мямлей, а больше всего на свете он боялся показаться мямлей.

Вот только все его страхи и сомнения были напрасными. Фрицы не оставили им ни родных стен, ни деревни. От Видово осталось лишь пепелище, да черные остовы печных труб. Была деревня, стал погост. Между сожженных изб они бродили, как между надгробных камней. И тишина над пожарищем была такая же точно, как на кладбище. Мертвая была тишина.

К дому можно было и не подходить, но Митяй все равно подошел. Остановился напротив обугленного, покосившегося остова, сцепил зубы, чтобы не заорать в голос. Сева встал рядом, успокаивающе положил руку на плечо. Горыныч к деревне не стал даже приближаться. Мертвый дух недавнего пожара Темный пес почувствовал задолго до них, забеспокоился, завыл на два голоса. Костяная башка выть не могла, поэтому просто клацала челюстями. Горыныч и к костру близко не подходил. Похоже, огонь он не жаловал или даже боялся. Хотя представить, что этот зверь может чего-то бояться, было сложно.