Совесть. Происхождение нравственной интуиции - Патриция Черчленд

Просчитать, как последствия того или иного выбора скажутся на всеобщем счастье, утилитаристам тоже затруднительно, хотя это единственное, где они могли бы блеснуть. В действительности наша оценка влияния счастья зависит от нашей системы ценностей. Некоторые из этих ценностей касаются того, что ведет к нравственно правильной жизни, и у разных людей представления на этот счет разные. Монах-отшельник воображает правильную жизнь совсем иначе, чем общительная медсестра, или командир корабля, или ловец омаров, или владелец молочной фермы. Одним для счастья необходим мягкий климат, а другим — страстным любителям приключений — подавай Крайний Север, долгие, холодные и темные зимние ночи, суровую дикую природу и полное отсутствие бытового комфорта. При этом у утилитаристов в зачет пойдет только одна величина, описывающая ценностно-нейтральное счастье. Так что и это требование тоже оторвано от действительности.

Как отмечает философ Оуэн Фланаган в своем обстоятельном анализе, не существует единого пути к счастью, единого набора действий, которые обеспечат благополучие или довольство всему человечеству. Потому что каждый из нас приходит в жизнь со своими особенностями и накапливаемый нами жизненный опыт ведет к тому, что удовлетворение и радость нам доставляют совершенно разные вещи. Фланаган обозначает эту мысль четко: «Проблема в том, что для человека, в отличие от каких-нибудь орхидей, нельзя создать естественную среду, обеспечивающую благополучие. Мы слишком пластичны от природы, и наши потенциальные возможности очень многообразны»[218].

Гораздо меньше проблем возникает, когда утилитаристские принципы применяются в контексте законодательства, а не в повседневных решениях. Утилитаристскими аргументами обосновывается прогрессивный подоходный налог или, допустим, взимаемые товариществом собственников жилья сборы на содержание общественных пространств — например, парков. Применение права государства на принудительное отчуждение частной земли для строительства необходимой сообществу школы тоже требует взвесить все за и против в утилитаристском ключе, равно как и требование прививать собак от бешенства. Иными словами, законодательные инициативы часто оцениваются посредством расчетов: кто выиграет, а кто проиграет, в какой степени и каком соотношении. Проще всего, когда перевес интересов очевиден — многие заметно выиграют, а меньшинству придется ради этого поступиться чем-то несущественным — или когда многим придется пойти на мизерную уступку, чтобы узкий круг получил колоссальную выгоду. И все же иногда утилитарные подсчеты идут вразрез с другими ценностями, выливаясь в неприемлемые в нравственном отношении рекомендации.

Трудность представляют случаи, когда математика предлагает вариант с максимальной совокупной пользой, но этот вариант попирает дорогие нашему сердцу нравственные ценности, такие как наказание только для виновных, неприкосновенность частной собственности, ценность человеческой жизни. Почему бы не разводить детей на донорские органы, исходя из того, что пришлось бы жертвовать меньшинством ради спасения многих? Утилитарные подсчеты поощряют нас действовать. Прекратить восстание, притворившись, будто поймали зачинщика, и затем инсценировать его публичную казнь? По утилитаристским меркам, это высший пилотаж. (Мои русские друзья называют это «ленинской математикой».) Сознательно бросать за решетку невиновного безнравственно, что бы там ни демонстрировала утилитаристская математика.

Диктатуру большинства, не считающуюся с пожеланиями меньшинства, иногда ставят в вину утилитаристам, готовым ограничить свободу слова и печати во время политических потрясений или возомнившим, будто знают, что в конечном итоге лучше для всех нас. Как с горечью отмечает Саймон Блэкберн: «Столько преступлений совершается во имя всеобщей свободы — почему бы им не совершаться и ради всеобщего блага?»[219]

Две ведущие этические теории — утилитаризм и кантианство — в наши дни выглядят поистрепавшимися, хотя и критика в их адрес не нова. Что же не так в философии? Рискну выдвинуть свою гипотезу.

Авторы этических теорий, рассмотренных в предшествующих разделах, ищут простую и четкую систему, свободную от сбивающих с толку исключений и неразрешимых противоречий. Их цель — устранить этические разногласия отсылкой к правилу или своду правил, достоверность которых они, по их мнению, более чем убедительно доказали сугубо рациональными доводами. Их общий недостаток состоит в том, что каждый из подходов выбирает какое-то одно ограничивающее условие для процесса принятия решений как основополагающее: прогнозируемые последствия для всеобщего счастья (утилитаристы) или правила, выведенные логикой чистого разума (кантианцы). Затем они пытаются провозгласить это свое единственное условие альфой и омегой «этической теории правильных поступков»[220].

Гораздо разумнее признать, что обычно у решения имеется множество ограничивающих условий. Совсем не обязательно быть утилитаристом, чтобы знать: последствия выбора предполагают соответствующие ограничения. Всегда важно оценивать, как он скажется и на самом выбирающем, и на других. Точно так же не обязательно быть кантианцем, чтобы понимать, что общепринятые правила представляют собой соответствующие условия. Иногда, но не всегда они могут выражаться в форме народной мудрости, например «не зная брода, не суйся в воду». Если вы не умеете плавать или у вас сломана нога, не нужно кидаться в волны в попытке вытащить упавшего за борт — вы только увеличите число жертв и усложните задачу спасателям. Если вы собрались пополнить ряды «Врачей без границ», но для этого вам придется бросить четверых маленьких детей и тяжелобольную жену, вспомните старую поговорку, что благотворительность начинается дома.

Как происходит процесс принятия решений в мозге? Как показали исследования нейронной активности, связанной с принятием решений у приматов и грызунов, мозг аккумулирует сведения разной давности. Нейронная сеть учитывает надежность сведений от разных органов чувств и опирается на пространственное восприятие и прежний опыт принятия решений в аналогичных обстоятельствах[221].

Важным условием выступают такие фоновые побуждения, как необходимость добыть пищу, особенно когда животное голодно. В некоторых экспериментах животному приходится решать, сколько еще кормиться на участке, который постепенно истощается, и когда переходить на другой участок, ценность которого пока неизвестна. Мозг грызуна сравнивает достоинства того и другого, а еще животные оценивают собственную уверенность в принимаемом решении[222]. Отметим, что, по всей видимости, решение животного обычно близко к оптимальному с математической точки зрения. Когда решение не оптимально, как у крыс, так и у людей часто виноваты помехи в системах органов чувств или опора на неверную информацию[223].