Думать не будем пока ни о чем - Айя Субботина

Все, на хер все и всех, пора посмотреть, как она будет кончать от других «поцелуев».

И я даже не хочу ничего в ответ. Лишь бы покричала. Громче, чем в душе. 

Massive Attack — Teardrop

Я чувствую, что она напряжена. Натянута под одеждой и остро реагирует на каждое прикосновение, хоть очень искренне и старательно храбрится. Спешить с ней точно нельзя, потому что Очкарик до сих пор сторонится любого вторжения в личное пространство, а то, что я собираюсь с ней сделать — очень личное и интимное для многих женщин. Не каждая раскрепощенная готова раздвинуть ноги и подпустить мужчину настолько близко, а здесь целая куча комплексов и железобетонная уверенность, что с ней не все в порядке.

Вот, у нас просто затянулась пауза, а малышка смотрит на меня с такой паникой, будто я сказал, что мне хватит этого поцелуя и побежал дрочить на развратное порно.

— Все… хорошо? — Эта ее личная стоп-фраза, уже успел выучить: прячется за нее, когда боится, что что-то идет не так, как в ее голове, в фантазиях, где она сама себе придумала «идеальный секс».

Наверное, все-таки нужно задать это вопрос. Может и не ко времени, но я должен понимать, куда мы собираемся пойти, и хочу, чтобы она тоже это понимала. Будет хуево, если испугается и сбежит из постели. Будет очень-очень хуево для нас обоих.

Я продолжаю держать руку у нее между ног: не глажу и не беспокою, просто обозначаю территорию, на которую собираюсь зайти… ну, почти прямо сейчас. Второй рукой убираю выпавшие из заколки волосы Очкарику за ухо, осторожно ее целую и спрашиваю:

— Малыш, тебя когда-то лизали между ног?

Она распахивает глаза и краснеет быстрее скорости света. Пытается отодвинуться, но я держу ее рукой и ногами. Ни единого шанса ее стыду, ни единого миллиметра между нами. Это не страх сейчас — Йени паникует, что я собираюсь пойти дальше, и все наше романтичное и ванильное разобьется об ее фригидность.

Уебать бы тому придурку, который внушил ей эту херню.

— Нет… — неуверенно, как будто признается, что у нее заразная болезнь, отвечает Очкарик. И вдруг ее рвет, как дамбу: — У меня очень мало опыта. Совсем нет. Я плохая скучная любовница, я не умею делать минет, у меня… очень большие проблемы с проникновением, потому что мне все время очень больно! Я… Со мной скучно в кровати, Антон. Ты… если…

Притягиваю ее за шею, снова целую, проникаю в рот языком и глушу все попытки сопротивляться. Вышвыриваю из ее головы хрень, которая не имеет ничего общего с действительностью. Женщина, которая была со мной в душе, не может быть фригидной и скучной. Просто ей не повезло с мужиками. Конкретно сейчас я бы даже поспорил, что их было-то всего несколько, возможно, не больше двух. А раз Наташка меня «посвятила» в ее проблемы, то бывший был тем еще хуйлом с вялым членом.

Она так пылко отвечает на поцелуи, немного неумело, но даже перехватывает на себя инициативу, что позволяю побыть ее игрушкой: расслабляю губы, закрываю глаза, пока Очкарик прикусывает меня, лижет языком и дышит на влажную кожу губ. Перебирается в уголок рта, кусает там — немного больно, но приятно. И еще ниже, по щеке, до края челюсти, оставляя влажный след.

За затылок прижимаю к себе: крепко, до ее жадного укуса где-то за ухом, до стона мне под кожу, когда снова надавливаю пальцами ей между ног. Через одежду — сильно и немного грубо, чтобы почувствовала. Снова потянулась на носочки, дернулась, переступая с ноги на ноги.

Притягиваю ее голову к себе, заставляю выставить кончик языка и провожу по нему своим.

Мы не целуемся — просто лижем друг друга, пробуем на вкус.

— Так хорошо? — спрашиваю, когда она издает странный долгий вздох.

— Да, — едва слышно в ответ, в мой рот.

— Я хочу лизать тебя между ног, малыш. — Не умею говорить и не люблю, но ей нужно «увидеть», что будет. Увидеть это моими глазами — и захотеть. Чтобы желание потрахаться стало сильнее стыда. — Хочу раздеть тебя, посадить на свой язык и вылизать всю. Хочу губами твой клитор. Хочу чтобы текла мне в рот.

Ничего романтичного, малыш, только грубое мужское желание.

— Хочешь этого? — Нахожу пальцами молнию ее домашнего комбинезона, тяну до упора вниз.

Очкарик дрожит, но сама освобождает плечо.

Я помогаю со вторым. Ткань со смешным принтом из овечек плывет по ее узким птичьим плечам, опускается до локтей.

Малышка вытряхивает руки — нервно, кусая губы, вздрагивая от любого моего движения.

Комбинезон сползает до талии, по бедрам, падает на пол.

Под ним топ на широких бретелях, и возбужденная грудь натянула ткань.

Прикусываю сосок, нарочно мочу слюной, чтобы на темно-розовой ткани осталось влажное пятно. Йени что-то бормочет мне в макушку, скребет ногтями плечи, и я помогаю снять с себя свитер. Футболка и джинсы — моя броня. Сегодня хрен она меня вытащит из этого, потерплю до нашего полноценного секса и кончу в нее.

— Хочу, — наконец, отвечает Очкарик. У нее ошалелый взгляд, в нем хочется заблудиться.

И пока я подбираю подходящий ответ, сама снимает топ.

Грудь у нее отличная. Я сжимаю ладонями, потираю соски большими пальцами, наслаждаясь рваными стонами в ответ. Когда-нибудь хочу потереться об них членом, кончить и смотреть, как она соберет все пальцами и оближет, с похотью глядя мне в глаза.

Я беру ее за руку и тяну в комнату, к лестнице, совершенно не уверенный, что на этот раз мы все-таки доберемся до кровати.

Попытка просто идти за руку провалена через пару шагов.

Прилипаем друг к другу, путаемся в ногах, чуть не падаем, когда Очкарик выходит вперед, ставить ноги мне на ступни, поднимаемся, вжимается ртом в мою шею.

Как маленький вампир.

Оставит след?

Два шага к лестнице, но меня хватает на один.

Цепляю ее трусики большими пальцами тяну вниз.

Она вздрагивает, мотает головой.

Останавливаюсь, жду, чтобы сказала, чего хочет, но в ответ только сжимает губами мою губу и ерзает животом по пряжке ремня моих джинсов.

Еще шаг.

Клочок розовой ткани остается где-то за нашими спинами, но я так спешил, что на белой коже ягодиц остались красные полоски.

До кровати целый этаж.

На лестнице все-таки спотыкаемся.

— В жопу, — я тяну ее на себя, растягиваюсь прямо на ступенях, забрасываю голову, словно приговоренный в гильотину. Затылку неудобно, но плевать. — Иди ко мне.

— Ты одет, а я совсем голая, — пытается прикрыть грудь предплечьями, но я успеваю взять ее за запястья, завести малышке за спину, сжать в одной ладони. — Я… боюсь.

— А я — нет. Перебрось ногу.