Игра по-крупному - Фридрих Незнанский

Володя пожал плечами.

— И шапка у тебя... — помотал головой Гоша. — Даже неловко на тебя смотреть.

У самого Гоши шапка была песцовая, огром­ная, пушистая. И Володе стало стыдно за свою, облезлую.

— Да, нехорошо как-то, — сказал Гоша. — Вроде взяли в одну компанию, летим, стало быть, все вместе... Небось знаешь, зачем летим, а? В оперативке сказано, поди?

Володя пожал плечами.

— На вот, — сорвал с головы свою песцовую Гоша. — Носи! А эту выброси...

— Ну что вы, — попытался сопротивляться Володя, но его шапку уже сорвали с головы, и она пошла по рукам, туда, где задвигался уже огромный грузовой люк.

— Бросай! — азартно крикнул Гоша. — Да не боись... У меня таких еще три! А вот пока летим, подумаем, что на тебя надеть. Пальтишко у тебя тоже, знаешь, не фонтан... Да не смотри на это как на взятку! Будь проще! Ну не могу я сидеть в одной компашке с человеком, можно сказать со­отечественником, когда он в таком прикиде. Нет, в натуре. Смотри на это как на благотворитель­ность. Тебя как звать?

— Лучше документы у него проверь, — сказал Костюха.

— Надо будет, сам покажет, — гаркнул Гоша через плечо. — Может, задание у него секретное? Я правильно говорю? Или тайна следствия? Нельзя, стало быть, невозможно... А я вот, может слыхал, — Гоша. А это все мои кореша. И летим мы на пуск участка нефтепровода, а также на похороны преждевременно ушедшей от меня моей бывшей возлюбленной Елены Томил иной, супруги отсутствующего здесь Олежки Томилина, которому я лично доверил ее по дурости и широ­те душевной... Еще вопросы будут?

— Я ни о чем не спрашивал, — сказал Володя.

— Значит, присоединяйся. Да не обидим мы тебя, в натуре! И мешать не будем. Еще поможем, если хорошо попросишь, верно я говорю?

— Ну... — кто с насмешкой, кто с ухмылкой, вразнобой ответили кореша.

— Меня зовут Володя, — сказал Фрязин.

— Ну как, за знакомство? — спросил Гоша, откупоривая бутылку. — Ты только пойми меня правильно, Вовик! — Он разливал в подставлен­ные стаканы. — Душа у меня горит. Как поду­маю... Ленки больше нет! Ведь кому доверил, а? Чего скалитесь? Вишь, смешно им, поминки предвкушают за мой счет. А я так не могу. Вот как вспомню ее — и не могу... Выпей со мной, а? А то они надоели мне — все!

— И мы присоединимся, — ощерился Костю- ха, обозначив щербатый рот.

— Вот этот, кто больше других выступает, ведь верно говорит, — сказал Гоша. — Выпить по любому поводу у него с братухой — не заржавеет. Но вот с душевной тонкостью помолчать, посо­чувствовать, чтоб понять чужую тоску, вспомнить из Есенина... — этого у них не наблюдается.

Самолет между тем разгонял турбины, подра­гивая корпусом.

А придется, тоскливо подумал Володя, при­дется с ними пить, хоть и противно. Вячеславу Ивановичу в этом отказывал, ссылаясь на интел­лигентное материнское воспитание, а со своими, возможно, будущими подследственными придет­ся... Вопрос, как всегда, в одном. Скорее даже проблема: удастся ли расслабиться, а заодно и получить нужную информацию? Сейчас лучше глазами не постреливать, характерных типажей не отыскивать. Да все они здесь, считай, харак­терные... На кого ни взгляни.

Володя спокойно смотрел, как наливают ему в граненый стакан. Кажется, «Смирнофф». Если он что-то в этом понимает... Главное, не глотка­ми, а выпить залпом.

— Ну будем! — сказал Гоша, вдохнув. — Или мы будем, или нас будут!

Сказав это скороговоркой, он опрокинул в себя стакан. Володя попытался было проделать это с такой же прытью, но закашлялся, пролил часть на свое пальто, стал ладонью стряхивать, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

— Нет, не получится из тебя нефтяник! — сказал Гоша под общий смех. — Первый раз, что ли, в Тюмень летишь?

— Был уже, — ответил Володя. — Недавно был.

— Видно, плохо встречали, — сказал Гоша, нахмурившись. — У нас не у всех гостеприимство на высоте.

— Я прилетел обычным рейсом, — сказал Во­лодя, приходя в себя. — Никто не встречал...

— На наших мусоров это похоже, — продол­жал хмуриться Гоша. — Только почему я об этом ни черта не слышал?

— Так ведь я не по вашему делу прилетал, — сказал Володя, и окружающим это почему-то по­нравилось.

— А сейчас, может, по нашему?

— Заткнитесь, а! — с чувством сказал Гоша. — Умники, мать вашу так... Ты сейчас можешь мне сказать, какого хрена прилетал тогда из Москвы, когда там своих ментов хватает?

— Вы же сами говорили, что могу не отве­чать, — сказал Володя, глядя на подаренную шапку. — Что у меня может быть следственная тайна.

— Смотря от кого! — воскликнул кто-то сзади.

— Помолчи, Конопля, — поморщился Гоша. — Не имеет права человек говорить, что ж теперь... Заставить я его не могу, а то получается, будто шапку ему подарил, так вроде он мне те­перь по гроб жизни обязан... Я, Вова, — он поло­жил руку на плечо Володи, — чтоб ты знал, уже столько вашего брата купил и перекупил, что даже скучно стало. До чего ж вы все продажные. Вот так смотрю на иного, как сейчас на тебя, а сам думаю: купить его, что ли? Да вроде пока без надобности. Или все-таки купить? Вдруг в хозяй­стве сгодится...

Попутчики ржали, хватаясь за бока, мотая го­ловами. Что-то злобное было в этом залихват­ском смехе.

Хозяин же не смеялся, сидел как каменный, и в его глазах по-прежнему стояла тоска.

— Значит, не по мою душу туда летишь? — спросил он Фрязина, когда смех умолк. — А то вот он я, вяжи меня, коли нужен.

Володя пожал плечами, улыбнулся и решил сказать тост. Протянул стакан Гоше.

— Ого! — удивился тот. — Во вкус входишь?

— Вы все... — запинаясь, начал Володя, — очень хорошие, хочется думать, люди...

Он чувствовал, что говорит не то. Но не мог не сказать о том, что всем людям, которых он встречал и встречает где бы то ни было, он желает одного — не встречаться с ним в своем кабинете в качестве подследственных...

— А зачем нам встречаться в твоем кабине­те, — сказал Гоша, — если мы все очень хоро­шие?

— Вот я и хотел сказать... — наморщил лоб Володя. — А вы меня сбили. Что не хочу никого из вас видеть у себя на допросе...

— Постараемся, — хмыкнул Русый-стар­ший. — Постараемся, не страдай.

— Или откупимся! — выкрикнул Русый-млад­ший под общий хохот.

— Ну вот, Конопля, а ты не хотел его брать! — сказал кто-то из полутьмы салона. — Не все же в сику резаться, похохмить тоже охота!

— Прямо Петросян! Или Задорнов!

— Это кто? — спросил Гоша.

— Ну мы еще на сходку их звали по случаю открытия... уж не помню чего, — сказал Коноплев. — На презентацию. И он нам читал, какие американцы дураки против наших... Тоже ржачка была.