Покушение - Александр Беляев

— А вы как думаете, кончится война в этом году?

Круклис мягко улыбнулся.

— Наверное, и в Тегеране на этот вопрос ответить не смогли бы, дорогой товарищ, — сказал он. — Но то, что этот год по всем показателям должен быть решающим, что мы в этом году очистим от врага нашу землю, в это мне хочется верить.

— А второй фронт? Откроют его наконец или нет? — последовал очередной вопрос.

— Я убежден, что откроют. Но не потому, что уж очень хотят нам помочь. Побоятся, что мы без них победу одержим. Данных не имею, но не сомневаюсь, что после Тегерана, в Каире, они именно об этом и совещались, — высказал свои предположения Круклис.

Проговорили далеко за полночь. А под утро в лагере появилась связная Вера, и в командирской землянке снова зажгли лампу.

— В поселок пришел Ермилов. Отпросился погулять на Новый год, — сообщила она. — У Зои все в порядке. А остальное, сказал, сам должен передать дяде Коле.

— Где? Когда? — последовали непременные в таких случаях вопросы.

— Там же. Сегодня вечером в восемь часов, — ответила Вера.

Командир отряда посмотрел на Круклиса.

— Едем, — коротко сказал полковник.

Дождались, когда начало темнеть, и выехали. И за полчаса до указанного Ермиловым срока добрались до ключа. «Полицай» был уже здесь. И успел выкурить с высланными вперед партизанами по сигарете жиденького эрзац-табака. Он оказался рослым, плечистым усачом в ладно пригнанной по его сильной фигуре черной шинели, форменной шапке с отворотами и в сапогах. Командира отряда и гостя он приветствовал, лихо щелкнув каблуками и встав по стойке «смирно».

— Здравствуй, Тимофей Гаврилыч, — пожал ему руку командир и указал на Круклиса: — Все, с чем пришел, докладывай товарищу.

Ермилов снял с плеча полевую сумку, из которой высовывались рукоятки двух немецких гранат, раскрыл ее, вытащил что-то завернутое в бумагу и протянул Круклису.

— Это от майора, — сказал он. — Тут взрыватели от противотанковых снарядов и мин, которые они намедни на полигоне испытывали. Передать велено: майор не знает, примут ли их на вооружение, но испытывать испытывали. И еще…

Ермилов достал из сумки гранату, развязал обматывавшую ее веревку, снял с гранаты конверт и тоже передал его гостю с Большой земли.

— А что тут — не знаю, — сказал он. — Но тоже велено отдать.

— Сам майор велел? — спросил Круклис.

— Никак нет. Нам с майором якшаться не положено. Зоя велела, — ответил Ермилов.

— И за это спасибо, — поблагодарил Круклис, пряча пакет в карман полушубка. — Ну а сам-то майор когда придет?

— А вот уж этого я не знаю. Про это мне ничего не говорили. Знаю, что Зоя должна через пару деньков домой наведаться. Это она мне сказывала, — ответил Ермилов.

Круклис посмотрел на командира отряда.

— Так что будем делать, Федор Алексеевич?

— Ждать, товарищ дядя Коля. Больше нам ничего не остается, — рассудил командир.

— Ну что ж, подождем, — вынужден был согласиться Круклис. Он еще раз поблагодарил Ермилова, пожал ему руку, пожелал успехов, и они разошлись. Ермилов на дорогу — и на полигон. Партизаны и Круклис обратно в лагерь.

В лагере Круклис осмотрел взрыватели. Но так как он себя специалистом в этом деле не считал, то и высказался по их поводу однозначно:

— Спасибо Шефнеру за подарок. В Москве разберутся, что к чему.

После этого он вскрыл конверт. В нем лежал чертеж, сделанный на синей немецкой кальке. Все надписи на чертеже были сделаны по-немецки.

— Модернизированное штурмовое орудие, — прочитал Круклис. — Усилена лобовая броня, увеличен калибр орудия и количество боеприпасов. Изменен угол наклона лобовой брони. Скорость… запас хода… моторесурс…

— Вот отчего земля-то дрожала, — вспомнил сообщение Зои командир отряда.

— Все правильно. Ну что ж, благодаря майору и об этом Москва узнает своевременно, — заметил Круклис. — Однако если это игра, то на сей раз они на ставки не скупятся.

— А вы все же, Ян Францевич, допускаете и такой вариант? — спросил командир.

— Очень даже допускаю, Федор Алексеевич. Нарисовать-то ведь можно все, что угодно. Да и взрыватели изготовить тоже не ахти какая сложность. Не такие фальшивки, когда это было надо, подсовывали. Вот почему мне так важно увидеть его самого. Уж что-нибудь я пойму, почувствую. Потому как перевербовать его, конечно, могли. И заставить петь под свою дудку — это тоже они умеют. Но сделать из него актера, да такого, чтобы он обвел меня вокруг пальца, как маленького, это, я вам скажу, не так-то просто.

— Через пару дней Зоя все скажет, — попытался успокоить полковника командир отряда.

— Мне не Зоя нужна, а Шефнер, — подчеркнул Круклис. И добавил: — И он об этом знает. Но… почему-то молчит. А мог бы пару слов на кальке написать. А не написал…

— Подождем, — сказал командир.

— Разумеется. Больше ждали, — согласился Круклис.

Через три дня в отряде снова появилась Вера. И сразу же Круклис выехал из лагеря. Опасаясь возможной провокации, командир отряда не только усилил охрану и разведку на пути следования к новому месту встречи, но изменил и само место. За Зоей послали разведчиков на лошадях, и они ночью привезли ее на глухой, пустовавший еще с довоенных времен, лесной кордон. Тут и поджидал ее Круклис.

— Где же майор? Вы сказали ему о том, что я хочу его видеть? — сразу начал с главного Круклис.

— Конечно, — ответила Зоя.

— Что же он?

— Не придет он, товарищ дядя Коля.

— Это он сказал?

— Он.

— Почему?

— Он не стал скрывать. Сказал, что боится за судьбу матери, жены и дочери.

— Так и объяснил?

— Так и объяснил. Сказал, что после того, как его освободили из русского плена, ему не очень-то доверяют и потому он боится вызывать лишние подозрения.

— Вы поверили в это?

— Да. Поверила.

— А как же расценивать те сведения, которые он нам передает? Если о них узнает гестапо, разве тогда его мать, жена и дочь останутся на свободе? Об этом что он думает?

— Он сказал, что полностью доверяет нам. Мы его не выдадим. И не очень доверяет своим, которым так или иначе придется объяснять, куда он на ночь глядя отлучался с полигона один, без всякой охраны.

— Мы — нет. Не выдадим, — заверил Круклис. — А если его выследят? Схватят с поличным? И подвергнут допросу?

— На этот случай он всегда держит наготове ампулу с цианистым калием. Он сказал, что живым в руки эсэсовцев не дастся. А значит, никогда и никаких подтверждающих данных от него никто не добьется.