Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак

Видел он мало, но заметил четкую темную тень, двигающуюся над головой. Стало не хватать воздуха. Магвер последним усилием выбрался наверх, вынырнув совсем рядом с черными бревнами. Получилось! Получилось!

Лишь немного погодя до слуха Магвера дошли первые звуки. Крики, долетающие со стороны пристани, мягкий шум реки. И шлепки. Он успел обернуться, чтобы заметить темный продолговатый корпус лодки, лица перегнувшихся через борт людей и лопасть весла, нацеленную ему в голову.

Его затащили на борт, а потом принялись избивать. Доплыв до берега, выкинули на песок и продолжали бить.

Потом он очень редко приходил в сознание.

Его избивали.

Город ждал.

Если забраться на крышу стоящего на окраине дома или на высокое дерево и посмотреть на восток, то далеко на линии горизонта можно заметить струйки дымов, наклоненные легким ветром. Это дымы лагерных костров. Именно там еще вчера вечером остановилась Гвардия.

Линия воинов Гнезда упиралась в два пологих холма, растянувшись на две тысячи шагов. Перед ними раскинулось ровное травянистое поле — лучшего для открытого боя невозможно себе представить.

Войска Белого Когтя стояли на границе города. Однако видя, что противник не приближается, Шепчущий продвинул своих людей к гвардейцам. Казалось, обеим сторонам годился бой на открытой местности, а не упорная борьба на улицах Даборы. Только в таком бою армия Гнезда могла полностью реализовать силу и дисциплинированность своих бойцов. Бой в пределах города означал разрушение предместий, уничтожение огнем жилищ, смертельную опасность для женщин и детей. Конечно, в крайнем случае они отступят в Дабору. Пока же предпочитали сойтись с врагом вдали от своих домов.

Город опустел. Наиболее богатые купцы и ремесленники отправили свои семьи в ближайшие села, за реку. Часть женщин собралась на тылах армии. Одни из любопытства, другие — чтобы помогать раненым. Остальные сидели по домам, присматривая за детьми и оберегая имущество — они опасались грабителей, которые сейчас могли безнаказанно рыскать по опустевшему городу. Лишь несколько патрулей курсировали по главнейшим улицам столицы, да и не для того, собственно, чтобы хватать грабителей, а ради обеспечения безопасности гонцов, поддерживавших связь между полем брани и осаждающими крепость людьми Озына.

Дабора в молчании ожидала своих избавителей или захватчиков. Дорону, шагавшему по пустой улице, было не по себе. Обычно здесь царили шум и говор, ежедневно потоки людей проплывали по торговым площадям, торговцы в голос расхваливали товар, плакали дети. Сейчас остался только шум деревьев, птичий гомон да далекие переклички стражей.

Весь предыдущий день Дорон провел, скрывшись в сарае неподалеку от предместья. Утром из города вышли почти все подразделения, оставив пять сотен для присмотра за крепостью. Это могло означать только одно — битва начнется вскоре. Возможно, уже ночью, возможно, завтра утром.

Дорон внимательно осматривал выходящие войска. Их было много, за все шестьдесят лет, прошедших после нападения каменев, в Лесистых Горах не видели столь крупной армии. Многочисленной — да, но хорошей ли, этого, пожалуй, никто не смог бы сказать. Ведь не так уж много было среди них людей, уже побывавших в настоящем бою. Осада Горчема и одна битва с Нийльборком — слишком мало, чтобы все солдаты Белого Когтя обрели опыт. Дорон с тоской взирал на этих мужчин. Если они проиграют, мало кто вернется домой. Да и победа будет оплачена большой кровью, ибо лишь кровавый разлив может затопить Гвардию.

Колонны солдат уже давно прошли, и тогда перед глазами Дорона появилась еще одна колонна. Волы тащили сани, загруженные отесанными столбами. Балки для крестов, которые установят непосредственно за линией войск Белого Когтя. На них подвесят людей — лицами к полю боя, так, чтобы они могли насытиться картинами сражения.

Когда последняя пара волов скрылась за домами, Дорон услышал громкие покрикивания. Минуту спустя из-за поворота появились две телеги. Они медленно двигались по ухабистой дороге, скрипя и раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом с волами шли вооруженные луками и палицами стражники. Они покрикивали на животных и теснящихся на телегах людей. Лица узников заросли щетиной, волосы были слеплены грязью, а наверняка и кровью.

Их принесут в жертву Черной Розе, их кровь должна отвести смерть от воинов Белого Когтя.

Дорон разглядывал осужденных недолго. Телеги скрылись за углом, а Лист сел на землю и, опершись спиной о глинобитную стену сарая, прикрыл глаза.

«Они едут, чтобы умереть.

И мне тоже скоро конец. Кто знает, раньше их или позже? А может, в тот же миг, когда одного из них коснется игла Черной Розы? А она все ближе.

С каждым днем, с каждой минутой… она приближается, ястребом кружит над головой и вот-вот упадет, неожиданная, хоть и ожидаемая.

Смерть за смерть, убийца моего брата!»

* * *

Он добрался до дома Горады без помех. Правда, наткнулся на один патруль, но солдаты, видя грязного, заросшего, согбенного до земли деда, не стали даже задерживать его. Дорон прошел мимо, согнувшись, волоча левую ногу. Солдаты здорово удивились бы, если б увидели кароггу, укрытую под перекинутым через спину рваным плащом. Или если б заглянули в один из стариковых мешков.

Дорон проводил солдат взглядом, а когда те скрылись в ближайшем переулке, на минуту выпрямился, охнув от боли. Полгорода он прошел, согнувшись, и эта дорога измучила его больше, чем поход к Кругу. Однако игра стоила свеч.

Остановившись у дома Горады, он некоторое время прислушивался. В страшной тишине, словно туман окутывающей город, тишине, от которой мурашки пробегали по коже, он пытался уловить какой-нибудь знакомый звук смех, разговор, шаги, скрип телеги.

Дважды стукнув в дверь и так и не дождавшись ответа, вошел внутрь. Дверь скрипнула, и Дорона охватила тьма. Внезапно ослепнув, он протянул руки. Тишина и темень. Дома не было никого.

Немного погодя глаза Дорона освоились с темнотой, и он начал различать стоящие в сенях предметы. Вошел в большую комнату. От печи еще шло приятное тепло, запах пищи засвербил у Дорона в носу. Давно уже у него во рту не было ничего, кроме дичи и овощей, ничего, приготовленного руками умелой хозяйки.

Он никуда не спешил. По крайней мере сейчас. Надо дождаться Гораду, только она может знать, где укрылся Магвер. А Магвер ему необходим.

Дорон присел на скамью около печи. Стянул одежду, сунул под скамью, скинул со спины кароггу, осторожно положил рядом с собой. Только после заметил, что на столе лежат несколько испеченных на поду лепешек. Взял одну, понюхал.

«Хорошо, — подумал он, вонзая в нее зубы, — что Горады еще нет».

* * *

Его разбудил утренний холод. Он раскрыл глаза, но еще некоторое время лежал неподвижно. Горады не было. Она не могла войти в дом беззвучно, а его пробудил бы малейший скрип. Так ли? Это ведь не лес, где все его тело улавливает знаки, где растут братья-деревья, всегда готовые помочь. Это город, ежегодно пропахиваемый бановской сохой из черного дерева. Под ногами утрамбованная глина, а не Земля Родительница. Тут иначе спится, дышится, слышится. Да и сон после долгого похода и выжидания был крепок. Дорон усомнился в том, что Горады и сейчас нет дома. Ведь она могла вернуться и отправиться спать, даже не заглянув на кухню. Впрочем, что бы ей делать здесь ночью?