Там, где наши сердца - Александр Закладной

Я рассмеялся и сказал:

– Ладно. Шучу я. Можешь идти домой. Со мной все в порядке.

Он не поверил.

– Нет, – сказал Стас. – Что случилось, расскажи?

– Знаешь что, – произнес я. – Будь другом, купи мне какое-нибудь сильное болеутоляющее. Дома ничего нет. Купи.

– Лекарство?

– Да. Аптека там, через дорогу.

Стас замялся и, хмурясь, бросил:

– Какое лекарство? От чего?

– Скажи от головы. Голова очень болит.

– Хорошо. Домой-то сам поднимешься?

Мне очень хотелось избавиться от него. Постаравшись улыбнуться, я сказал:

– Конечно. Не такой уж я пьяный.

Стас спустился вниз. Глубоко вздохнув, я вошел в свою квартиру. Мне нужен только покой. Покой. Покой.

Катя…

Когда она впервые сказала, что любит меня, мы были с ней в Уманьском заповеднике. Мы долго ходили по парку и, устав, сели на скамейку возле большого фонтана. Там она обняла меня и прошептала:

– Я люблю тебя.

Записка? Нет, не надо. Или написать?

– Если ты меня бросишь, я умру, – тихо добавила она.

Я просто прижал ее к себе.

– Знаешь, я так хочу, чтоб это никогда не кончалось!

– Что именно?

Какое лезвие взять? Не хочу, чтобы было больно.

– Ну, все это… – обвела рукой вокруг Катя. – Такой вот закат, такой вечер. Ты рядом…

И в самом деле – не больно. Спать захотелось. Что же ты сделала, Катюша?

Все……………

Заметка в разделе «Криминал» газеты «Вечерняя Одесса» гласила: «Шокирующий случай произошел 22 августа в одном из домов по улице Гаршина (Киевский район). Компания молодых людей праздновала 18-летие Екатерины В. Как водится в молодежных компаниях, алкоголя было в избытке, и в конце вечера друг Екатерины, 20-летний Кирилл М., приревновал ее к 23-летнему работнику рынка „Привоз“ Ивану Т., после чего взял из кладовки охотничье ружье отца именинницы и хладнокровно застрелил соперника. Затем как ни в чем не бывало ушел домой. К счастью, благодаря оперативному вмешательству врачей пострадавший остался жив. Милиция сразу же отправилась к месту проживания преступника, но тот уже покончил жизнь самоубийством. Ведется следствие».

Газету принес мне Глеб и теперь, стоя на пороге, мрачно матерился, не глядя мне в глаза.

– Как они могли такое написать, Андрей? Как же так? Такого ведь не было, да? Такого не могло быть. Я не верю словам Кати, что она ничего не видела, что ее не было в тот момент!

Я вернул ему газету, совершенно ничего не испытывая. Эта тема для меня окончилась вчера, на похоронах.

– Что там? – вытянув шею, спросила Лилит, подойдя сзади. Она пришла за пять минут до Глеба.

– Ничего-ничего, – пробормотал я. – Извини, нам надо поговорить.

Лилит вернулась в комнату. Швед молчал, я тоже.

– В два часа сегодня, у меня, – наконец сказал он. – Знаешь, Катя вчера, после похорон, очень просила меня взять ее. Как ты думаешь, стоит?

Я пожал плечами:

– Может быть, решай сам.

Глеб помялся, затем вздохнул и сказал:

– Я пойду. В два часа, не забудь!

– Угу.

Закрыв дверь, я вернулся к Лилит.

– Что случилось, солнце? – тревожно спросила она. – Может, расскажешь?

– Расскажу, – кивнул я, сев около окна. – Вчера мы хоронили своего друга. Может, помнишь – Кириллом его звали?

Лилит покачала головой.

– Ну и не важно. Главное, что совсем недавно, пару дней назад мы сидели с ним вот здесь, на этой самой кухне, а сегодня он уже лежит на кладбище. Парень, которому всего лишь двадцать лет, лежит на кладбище, понимаешь?!

Лилит положила ладонь на мою голову.

– Отчего он умер, Андрей?

– Он умер от любви. Перерезал себе вены.

– Как?!!

Я встал со стула и поцеловал ее в лоб.

– Это слишком долгая история, котенок. Я потом тебе все расскажу. Знаешь, – я внезапно невесело рассмеялся, – а нас ведь в ментовке полдня продержали. Мы пришли к нему домой, а он уже мертвый, и в этот момент появляются менты, которые хотели его арестовать за то, чего не было. Но он мертв, а мы живы. И не разбираясь взяли нас… До глубокой ночи мы доказывали, что к произошедшему никакого отношения не имеем… Нет, я не хочу об этом пока говорить, извини.

Лилит понимающе закивала головой.

– Чайник уже вскипел, – сказала она, – сколько кофе тебе ложить?

– Неполную ложечку, – равнодушно произнес я, – и три сахара.

Кофе мы выпили в молчании.

– Лилит, я через пару часов ухожу.

– Конечно-конечно, – спохватилась она. – Меня тоже дома ждут.

Я притянул ее к себе:

– Не обижайся, прошу. Сегодня поминки, в два часа. Я должен там быть.

– Котик, я все понимаю, – торопливо сказала Лилит. – Позвони, когда вернешься.

– Хорошо. Мы у Глеба будем, в соседнем подъезде.

В два часа я стоял на пороге квартиры Шведа. Как ни странно, я оказался последним – все остальные пришли раньше. Поздоровавшись с друзьями, я сухо кивнул Кате и заметил в углу комнаты Дениса с Аней.

Присутствие Ани было неуместным здесь, и я мысленно выругал Шольца. Некоторые вещи до него совсем не доходят, хотя тут уже ничего не поделаешь. Аня зажалась в углу, опустив глаза в пол, и мне захотелось ее приободрить. Подойдя к ней, я дружески похлопал ее по плечу и улыбнулся. Она робко улыбнулась в ответ.

Глеб принес из холодильника несколько бутылок водки. Закуска была совсем нехитрой – бутерброды с колбасой, салат, который приготовила Оля, овощи.

– Ну давайте, – вздохнул Бар, наполняя рюмки и стараясь не смотреть на Катю, – пусть земля ему будет пухом.

Пару капель вылили на пол. Я проглотил рюмку залпом не закусывая.

На протяжении получаса мы почти не разговаривали. Лишь наливали и наливали водку. Пили все, даже Денис с Аней. Катя по-прежнему сидела отдельно от всех и ни с кем не говорила. По-человечески мне было ее жаль, но когда я натыкался на ее отрешенный взгляд, то снова вспоминал окровавленную ванну. Этого простить ей никто не мог.

Глайзер и Леша пьянели на глазах.

Внезапно Катя начала приглушенно всхлипывать. Схватив одной рукой край стола, она горько плакала, но все это выглядело до того наигранно, что я с тревогой взглянул на Макса. Но первым сорвался не он.