Похождения Червонного валета. Сокровища гугенотов - Пьер Алексис Понсон дю Террайль

— Я уже сам думал, что стал им, государь! Когда я очнулся от обморока, то спрашивал себя, уж не нахожусь ли я на том свете!

— Да, милый мой, твое счастье, что ты не очутился там! Тебя ведь на том свете ждала бы очень суровая встреча за твои пороки и распутство… Рисковать жизнью из-за женщин, этих проклятых, греховных созданий! Ужас!

— О, государь, в это время я много пораздумал над случившимся и…

— И раскаялся? Отлично! Не хочешь ли чашку шоколада?

— Я предпочел бы стаканчик крепкого вина, государь. Я чувствую такую слабость, что вокруг меня все вертится!

Король приказал пажу подать вино и сказал:

— Но, как бы ты ни был слаб, ты все же можешь сыграть со мною партию в шахматы!

— О да, государь, но… я так плохо играю…

— Что делать, друг мой? По пословице, на безрыбье и рак — рыба!

— А где же Келюс? Ведь он отлично играет!

— Келюса нет в замке.

— А Шомберг?

— Ни Шомберга, ни Эпернона.

— Так где же они, государь?

— Это я скажу тебе потом, а теперь сыграем!

В течение доброго получаса король не открывал рта, будучи всецело поглощен партией. Только закончив игру блестящим матом, он с жестокой иронией сказал:

— Да ты даже вовсе не защищаешься, бедный Можирон! Совершенно так же, как ты делаешь, когда сражаешься с гасконцами.

— Государь!

— Да, надо признаться, что у гасконца, с которым мы столкнулись прошлой ночью, рука — не промах!

— О, если бы только мне встретить когда-нибудь этого проклятого гасконца!

— Ты его не встретишь!

— Почему, государь?

— Это я объясню тебе потом! — И король, снова открыв окно, прислушался. Ночь была очень темна и безмолвна; ни единого звука не доносилось из города до замка. — Да чего же они мямлят? — с досадой пробормотал король, как вдруг из нижней части города раздался звук выстрела. — Ага! — с радостью воскликнул король. — Началось!

— Да что началось, государь?

— Потом узнаешь, а пока что сходи позови мне кузена Гиза. Если он еще не лег спать, скажи ему, что я хочу сыграть с ним партийку в шахматы. Вот это — серьезный противник!

Можирон пошатываясь направился к двери, тогда как король, по-прежнему опираясь на подоконник, пробормотал вполголоса:

— У этого наваррского королишки масса амбиции, и, сколько уступок ему ни сделай, он все равно стал бы претендовать на большее, так что лучше уж так… Вот теперь, например, он высказывает претензии на Кагор, обещанный ему в приданое за Марго покойным братом Карлом. Но обещания брата меня отнюдь не касаются, я же ровно ничего ему не обещал!

В этот момент в комнату вошел герцог Гиз, и одновременно со стороны города опять послышались звуки выстрелов.

— Доброго вечера, кузен! — сказал король. — Слышите вы этот шум?

— Какой шум?

— Да там, в городе. Разве вы не слыхали звуков выстрелов?

— О, это, наверное, опять поссорились швейцарцы с ландскнехтами! — ответил герцог, разыгрывая неведение.

По приглашению короля Гиз занял место у шахматной доски, и игра началась. Но герцог играл очень рассеянно, да и король тоже прислушивался к шуму, доносившемуся из города. Но послышалось еще несколько выстрелов, и затем шум стих.

— Теперь кончено! — сказал король.

— Да что такое, государь? — с любопытством спросил Можирон.

— Ссора швейцарцев с ландскнехтами.

Король и герцог опять возобновили игру. Можирон смотрел и диву давался, сколько ошибок делали оба партнера, обычно столь сильные в игре. Наконец Генрих сказал:

— Если они кончили, то почему же не возвращаются?

Герцог только нахмурился вместо ответа.

— Ваше величество поджидает кого-нибудь? — опять полюбопытствовал Можирон.

— Да, Келюса.

— Вот как?!

Король склонился к уху миньона и шепнул:

— Они отправились отделаться от гасконца.

Можирон вздрогнул и ответил:

— Ну, так я боюсь не за гасконца!

— О каком это гасконце говорите вы? — спросил герцог.

— Вы это знаете не хуже меня, — ответил Генрих III. — Но… будем продолжать предполагать, что это была лишь ссора швейцарцев с ландскнехтами.

Не успел король договорить эти слова, как в прихожей послышался шум, затем дверь распахнулась, и на пороге показался окровавленный человек, при виде которого король в испуге пронзительно вскрикнул.

Этим человеком оказался д'Эпернон. Он был бледен, потрясен, и его глаза выкатились из орбит, свидетельствуя о пережитом ужасе.

— Да что же случилось? — крикнул король.

— Целый легион демонов… — с трудом начал д'Эпернон и не договорил от волнения.

— Где Келюс?

— Убит.

Король пронзительно вскрикнул.

— Убит или смертельно ранен, — пояснил фаворит.

Герцог Гиз по-прежнему молчаливо хмурил лоб.

— О, эти гасконцы! — словно в бреду продолжал д'Эпернон. — Их было всего какой-нибудь десяток, а между тем… И этот беарнец! Он стрелял в нас из окна…

Д'Эпернон явно начинал бредить, так как его речь становилась все бессвязнее. Впрочем, король даже не слушал его рассказа: совершенно безучастный ко всему, он сидел, положив голову на руки, и, покачиваясь, повторял плачущим тоном:

— Убит! Келюс убит!

Тем временем Можирон кликнул пажей и занялся перевязкой раненого. Вдруг король поднял голову и спросил:

— А Шомберг?

— Тоже убит.

На этот раз король вспыхнул пламенным гневом.

— Келюс убит, Шомберг тоже, ты ранен! — крикнул он. — Мести!

— Государь! — сказал тогда герцог Гиз. — Не прикажете ли вы мне взяться за это дело и не вручите ли вы мне всех полномочий?

— Да, да! Ступайте, кузен! Истребите этих гасконцев!

— А если среди них…

— Убейте их всех!

— Если все же среди них окажется лицо, которое по своему рождению… рангу…

— Убейте, убейте всех!

Тогда герцог вышел из комнаты, не говоря более ни слова. В прихожей он увидал рейтара, последовавшего сюда за Эперноном, и, буркнув: «От тебя добьешься больше толка!» — спросил рейтара:

— Ты был вместе с Теобальдом?

— Да, монсеньор.

— Что сталось с ним?