Медные трубы Ардига - Владимир Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расчет, как я задним числом сообразил, был основан на том, что импульсы дистантов, распространяясь в воде, неизбежно теряют энергию куда быстрее, чем в воздухе: другое сопротивление среды, другие энергопотери на ее испарение и так далее. То есть дистанция действенного выстрела в воде, да еще на такой глубине, чуть ли не на порядок меньше, чем в атмосфере, и уж подавно – в космосе. В данном случае примитивная торпеда могла бы оказаться более эффективной, хотя ее скорость была бы намного меньше и возможность уклонения преследуемого возросла. Не знаю, чего не хватило артиллеристам преследователя: то ли терпения – хотя оно теперь было ни к чему: сократить дистанцию им бы не удалось, – нет, не терпение оказалось в дефиците, просто залп этот являлся жестом отчаяния: пульнули вслед, чтобы хоть что-то сделать, или же надеясь на авось: вдруг убегающий замедлится, вдруг что-то ему помешает… А может, они просто неверно оценили расстояние между кораблями: в этих условиях даже кваркотроника может подвести, потому что датчики не в состоянии дать точную картину.
Так или иначе, импульсы погасли, не долетев до нашего корабля. И еще на какие-то секунды и преследуемый, и преследователи остались на одной прямой, совпадающей с их продольными осями. Но, вероятно, экипаж ардигского корабля (хотя, может, и там работала только техника?) что-то смыслил в тактике и понял, что сейчас можно ожидать ответных действий преследуемого и надо как-то себя обезопасить; иными словами, пришла их очередь уклоняться, и я нутром почувствовал: в следующий миг они сойдут с курса…
Додумать я не успел – так же, как не успели сойти они.
«Триолет» сработал образцово. Но я понял это, лишь увидев результат. Сам процесс ответного удара оказался совершенно незаметным для глаза, потому что гравитационное поле органами чувств не воспринимается и даже приборы не делают его зримым. Мы ощущаем только результаты его воздействия. И вот сейчас корабль-преследователь почувствовал его в полной мере.
АГБ (наконец-то вспомнил я) – это антиграв-бомба. С тех пор как человек научился в определенной степени воздействовать на гравитационное поле, ослаблять его воздействие или усиливать, он дальше всего продвинулся в этих делах в двух направлениях. Первое – это транспорт. А второе, конечно же, военные применения. Наверное, даже транспорт стоит все-таки на второй позиции, а оружие – на первой. Старая людская традиция. И способ военного применения гравитации нашли очень скоро: он, по сути дела, лежал на поверхности. Как только возникла возможность конструировать генераторы гравиполя, работа сразу же пошла в направлении их миниатюризации, которая сделала эти устройства транспортабельными, то есть позволила сконструировать гравибомбу – так это назвали, опять-таки по традиции. Хотя ее не сбрасывали, а выстреливали из орудия или помещали в ракете, как старые добрые термоядерные заряды. Попадая в цель или же пролетев определенное расстояние (при дистанционной установке стартера), генератор врубался и на несколько мгновений вызывал локальное усиление гравиполя на три порядка. Только и всего. То есть в том, что служило мишенью, каждый килограмм массы становился тонной, и этого было достаточно, чтобы любая конструкция под новым собственным весом превратилась даже не в обломки, а в нечто двухмерное, да еще успело провалиться в той среде, в которой все происходило, достаточно глубоко: в открытом грунте – на десятки метров, а в воде – несколько меньше, но все равно достаточно глубоко уйти в дно, если только оно не представляло собой каменистую платформу, а состояло из каких-нибудь илов, глубоководной красной глины или еще чего-нибудь такого. Когда подобное случалось на относительно небольших глубинах, то на поверхности возникала сначала солидная воронка, а потом – мощное цунами. Сейсмографы фиксировали не очень сильное подводное землетрясение, окружающий мир особого ущерба не претерпевал, а если глубина была достаточной, то и волна возникала послабее. Конечно, все это я выяснил потом, не надо думать, что я такой уж умник, чтобы быть ко всему готовым заранее.
А тогда я просто увидел (и в еще большей мере почувствовал собственными боками), как это оружие действует. Следует сразу сказать: можно было ожидать зрелища куда более эффектного. А последствий для окружающих – менее болезненных. Начать с того, что на этот раз средством доставки АГбомбы послужила обычная ракетная торпеда, вполне доступная не только приборам, но и невооруженному глазу. Двигалась она – для этой среды – быстро, но все же была замечена даже мною, а на корабле, служившем для нее целью, не только замечена, но и опознана (наверное, не без ехидных усмешек) и тут же атакована, а сама цель одновременно начала маневр – все то же уклонение. Однако «Триолет» знал, что делает. Контрторпеды ушли за молоком, потому что одновременно с пуском торпеды были выброшены и ложные цели, для кваркотроники куда более привлекательные. Они-то и привлекли к себе все четыре противоторпедных снаряда. А закончить начатый маневр противник не успел.
То есть рассчитано у них все было правильно. И, продолжай они начатую циркуляцию, скорее всего, им удалось бы разойтись со снарядом. Но у них случилась заминка, они как бы чуть притормозили – только на миг, но и этого оказалось достаточно. А причиной тому была, скорее всего, моя секундная растерянность: маневр того корабля оказался для меня неожиданным, потому что он изменил плоскость, в какой происходил его поворот, и волна, которую он гнал перед собою, устремилась прямо ко мне, в моем направлении. Во всяком случае, так мне в тот миг показалось. Я невольно, не успев еще как следует определить обстановку, дернулся и (потом мне за это было стыдно перед самим собой) сделал неверное движение. Хотел резко отработать в сторону, но вместо этого – все-таки маловато было у меня практики в таком скафандре – нажал не то и не там и остался на месте – но отменил режим незримости. И, естественно, сразу же был замечен. Наверное, не только они напугали меня, но и я – их: человек в чужом скафандре вполне мог – и даже скорее всего – оказаться диверсантом, способным, сблизившись, совершить какое-нибудь опасное действие – ну, хотя бы обстрелять корабль из обычного дистанта с минимального расстояния. Вреда такой обстрел не нанес бы никакого, за исключением одного: режим незримости – дело весьма тонкое, и даже небольшое повреждение внешней обшивки привело бы к его отключению; корабль оказался бы видимым для все еще незримого противника, и это сразу сделало бы их силы неравными. Наверное, тот, кто управлял тем кораблем, человек или компьютер, мгновенно отреагировал на изменение обстановки и принял новое решение, принял почти сразу, но только почти. Это и стало причиной заминки, крохотной, но достаточной.
В результате торпеда «Триолета» поймала цель и с не очень громким звуком воткнулась в борт. Слышно было прекрасно: вода все-таки. Я невольно зажмурился, ожидая взрыва, и это было неразумно, но зато не стал бросаться на дно – и правильно. Взрыва не произошло, никакого пламени, никаких осколков и обломков. Там, где только что находился корабль, на какие-то мгновения возник черный, абсолютно непрозрачный шар и раздался, я бы сказал, короткий, но глубокий вздох или, быть может, кряканье. Наверное, и еще что-то было, но я успел заметить только, что шар этот стремительно кинулся на дно – и исчез в нем, оставив вместо себя лишь несколько превышавшее его размерами облако из донного материала (все-таки это был ил), – и тут же я пожалел, что даже квадрат моего расстояния от места происшествия оказался маловат: меня настигло волной, когда генератор и все вокруг него перестало существовать в первоначальном виде, и только что устремившаяся туда со всех сторон вода стала возвращаться на свои исходные рубежи. Крутя одно сальто за другим, я всерьез испугался, что унискаф такого обхождения не вытерпит, но он выдержал, и я в нем – тоже, хотя и ощущал, что синяков появится немало. В общем, когда я снова смог наблюдать окружающее без помех, смотреть оказалось не на что: преследовавшего нас корабля больше не было в природе. Когда-нибудь разведчики обнаружат в этом месте компактное, но очень незначительное залегание неглубоко под донной поверхностью разных металлов и других элементов, порой весьма экзотических, но вряд ли они догадаются, какому событию это месторождение обязано своим существованием.