Тихие воды - Ника Че

– Кого же?

Подумала, придется целоваться. А по углам стоит эта служба охраны, и смотрит, смотрит, и если есть среди них хоть один верный Герману человек, она почему-то была теперь уверена, таких почти не осталось, но если есть – расскажет ему, и вдруг он перестанет ей верить, вдруг решит, что она лгала тогда – ведь она актриса и сама порой не знает, когда выглядит искреннее – когда исповедуется или когда лжет. Чуть отстранилась, улыбаясь – смущенно и лукаво, фирменно. Пусть он думает, что она заманивает его, пусть торжествует победу, считая, что раскусил пустоголовую девчонку.

– Я не могу. Он женат… и…

Сайровский усмехнулся. Мгновение ее сердце колотилось как безумное, она боялась, что он решит додавить, выпытать, и тогда уж точно придется целоваться, и она беспомощно огляделась, показывая глазами на службу охраны. Чувствовала – их он не выставит за дверь, слишком дорожит своей безопасностью, а значит, можно разыграть смущение от необходимости признаваться в присутствии посторонних.

– Нас слышат, – одними губами произнесла она. Он снова усмехнулся, но чуть отпрянул, и она облегченно выдохнула. Дело даже не в поцелуях и признаниях, они были взрослыми людьми, она и Герман, но мысль о том, что он может засомневаться в ней, вызывала ужас.

– Об этом не стоит беспокоиться, они слышат только то, что представляет угрозу для меня, говорят только то, что я им прикажу, и, порой мне кажется, даже дышат только тогда, когда им это позволено. Они великолепно вышколены, абсолютно верны и готовы заботиться о благе страны и… особенно ценных для страны людях. Кстати, вы мне напомнили, – он вернулся к своему чаю, и только тут Ада сообразила, что все это время его колено упиралось в ее бедро. – После сегодняшнего трагического происшествия, я считаю своим долгом – не только как вашего друга, но и как руководителя страны, который должен думать о чаяниях и нуждах своего народа, о том, что этот народ любит и потеря чего станет для него невосполнимой утратой, – Ада мельком удивилась тому, как он умудряется не запутаться в том, что говорит. Так же изъяснялся ее дядя – приходилось напрягать все силы, чтобы не упустить мысль, которую он пытался донести. – Так вот я считаю своим долгом приставить к вам охрану – мне сообщили, что есть серьезные основания считать, что жертвой должны были стать вы, а не несчастная девушка, и, как бы мы ни скорбели об этой утрате, мы должны думать о будущем. Которое без вашего творчества, разумеется, невозможно себе представить. Я говорю вам об этом для того, чтобы вы понимали – это делается не для того, чтобы следить за вами – а многие сейчас стали разделять странную, кощунственную точку зрения, будто служба охраны это шпионы и каратели, вы, я надеюсь, не из таких скептичных натур?

Во время всего его монолога Ада молчала, не делая попытки заговорить, огорошенная этой мыслью. И только под конец выдохнула:

– Нет, конечно, не из таких, я понимаю, но…

– Не спорьте только, прошу вас. Это будет сделано исключительно для вашей безопасности. И для того, чтобы вы не сомневались, я вам сообщаю – охрана будет постоянно дежурить у вашей квартиры, не показываясь открыто, разумеется, один из агентов будет ходить за вами по пятам. Контроль над всей это операцией я поручу самым проверенным и высокопоставленным сотрудникам. Все это ровно до тех пор, пока мы не поймаем мерзавца – потеря вас стала бы для нашей страны невосполнимой утратой, ведь вы стали… символом, да-да, символом всего, что мы любим… – Его рука снова потянулась к ее руке, но Ада уже выпрямилась, метая молнии глазами, понимая – это ее шанс, это их шанс, и сейчас нельзя давать ему свернуть на колею признаний в любви и домогательств – она готова была даже потерпеть домогательства, от этого, видимо, никуда не деться, но сначала хотела выяснить, так ли высока будет за них цена, как ей хотелось.

– Не стоит, мне кажется, отрывать людей от их непосредственных обязанностей, я найму кого-нибудь сама, чтобы вам было спокойнее, но…

Он ненавидел слова «нет» и «но», она заметила.

– Не спорьте со мной, я сказал. Бельке будет лично отчитываться мне о том, как вас охраняют и как идут поиски преступника, – краска отхлынула от ее щек – если он будет отчитываться, может, он будет руководить, если он будет руководить, может быть, она сможет его иногда видеть, иногда встречаться с ним, и это стоило «файфоклока», унижений, риска.

– Это так… так великодушно, я даже не знаю как вас благодарить, – он-то знал, она видела это по его глазам, но прежде, чем его настырное колено снова уперлось в ее плотно стиснутые, пытаясь развести ей ноги, она проговорила, сверкая глазами – хотела, чтобы это выглядело яростью.

– И раз уж все равно меня будут охранять, я бы хотела тоже знать о том, как идут поиски негодяя, убившего мою подругу.

Сайровский нашел это справедливым желанием и пообещал, что – не каждый день, разумеется, – начальник службы охраны будет заезжать с докладом и к ней. Она понимала, что для Германа это очередное унижение, что для Сайровского это просто еще один способ назвать начальника службы охраны шелудивым псом, но не могла об этом думать, околдованная открывающимися перспективами. Она будет видеть его, слышать его, он сможет ей звонить, и она сможет звонить ему – звонить по поводу и без, звонить в любое время дня и ночи, делиться придуманными страхами, что еще ждать от избалованной актриски. Все это было так прекрасно – так не бывает только во сне. Но необходимость стоически терпеть руку Сайровского, вслед за коленом принявшуюся изучать и поглаживать внутреннею сторону ее бедер, доказывала, что это реальность.

Ада справилась и была обворожительна до самого прихода секретаря, напомнившего, что президенту пора ехать на какую-то важную встречу. Она справилась, она была счастлива.

***

Это была, вероятно, самая счастливая неделя в ее жизни. Дима все время пропадал в своей больнице, а когда возвращался – сразу ложился спать. Он приходил позже нее, и, ей иногда казалось в полусне, что от него разит спиртным – но, вероятно, ей так только казалось. Он не делал ни малейшей попытки дотронуться до нее, иногда даже как будто отшатывался, когда она невзначай касалась его, но Ада была слишком счастлива, чтобы обращать на это внимание. И думала порой – если так будет продолжаться, может даже стоит выйти за него. Он стал так потрясающе незаметен. Он так чудесно умел не мешать. Впервые в жизни Ада ценила его – и смешно сказать – за то, что его в ее жизни толком и не было.

Агентов она не видела ни разу, то есть, наверняка, видела и не раз, но так и не смогла понять, кто из обычных людей, стоявших с ней возле лифта, поднимавшихся рядом на эскалаторе, галантно распахивавших перед ней дверь, когда она входила в подъезд, сидевших за соседним столиком ресторана, бравших у нее интервью, толпившихся в офисе Арфова, был агентом, а кто нет. Это наполняло ее странным чувством покоя, и хотя это игра в угадайку наскучила ей через пару дней, все же время от времени Ада принималась за нее снова – и это так здорово занимало ее мысли, что думать о плохом она просто не успевала.

Илья не появлялся. В офисе шептались, что он сидит в своей квартире и пьет горькую, кое-кто даже ходил его навещать и, в целом, подтверждал слухи, но как помочь ему справиться с горем никто не знал – и потому все старались не вмешиваться. Ада думала, что без Арфова она будет как без рук, но его отсутствие, к ее удивлению, совсем не сказывалось на ее делах – слишком давно были расписаны ее дни, слишком четко работала эта машина популярности, чтобы сбиться из-за того, что Илья на время сошел с дистанции. Там, где она не умела или не хотела управляться сама, помогала Нелли, и Ада с удивлением узнала, что с женщинами можно общаться не только как с обслугой или соперницами – друзьями они не стали, но глуховатый сухой голос секретарши не вызывал в ней раздражения, и о многом можно было говорить свободно – что болит голова, что она поправилась на несколько килограмм, а потому нужно позвонить портнихе и договориться о снятии мерок, что противозачаточные таблетки почти кончились и не может ли Нелли заказать их для Ады, ведь ей так неловко обращаться с этим к Диме, пусть он и врач. Она даже не представляла насколько проще могло быть то, на что с Ильей у них ушло так много лет и нервов. Тем не менее, ей не хватало Ильи, и она все собиралась заехать к нему, выразить соболезнования – но как-то не складывалось.