Византиец. Ижорский гамбит - Алексей Борисов

Погрешности, естественно были, но быстро обучить измерять углы и высчитывать траекторию полёта людей, не знакомых с основами геометрии, было нереально. Ещё один недостаток состоял в ограниченном секторе поражения. Крыша башен мешала вести стрельбу, пришлось убрать кусок козырька. К моему удовлетворению, пруссы освоились со стрельбой по мишеням на льду за два дня. Ядра выкрасили красной краской, прицепили ленточку, для лучшего визуального наблюдения за траекторией полёта, после чего расчёты пуляли с утра до полного опустошения боезапаса. Сынишка Якова собирал вылетевшие снаряды после тренировки, складывая их на детские санки, отрабатывая новый нож на поясе. Со временем я планировал перейти с чугунных ядер на цементные, но на испытаниях, ни о какой меткой стрельбе подобным боеприпасом речи уже не шло.

Третьим видом разрушительной механики являлся полибол. С ним с самого начала вышла некоторая неувязка. Принцип стрельбы модернизированного скорпиона был прост: крупные стрелы закладывали в специальный ящичек, расположенный над направляющим ложем, цепная передача взводила полибол, натягивала тетиву, одновременно подавая стрелу, после чего производился выстрел. В идеале можно было крутить ворот и стрелять, пока не заканчивались боеприпасы. Но зачем вращать ворот руками, когда ногами можно крутить педали как на велосипеде? Использование подшипников, больших и малых звёздочек позволило обслуживать стреломёт всего двумя артиллеристами. Один работал ногами, а второй закладывал стрелы и вращал винт, изменяя угол наклона, либо поворачивал агрегат влево или вправо на шаровой опоре. При этом «велосипедист» должен был слезть с седла. Угол поворота был двадцать пять градусов в каждую сторону, более не позволяли бойницы. И вот когда мы провели первые испытания, выяснилось, что эффективность от данной стрельбы весьма низкая. Пока противник будет бежать по направлению к крепости, второй номер просто не успеет навести орудие на цель. Даже при хорошей начальной скорости полёта стрелы, равной шестидесяти двум метрам в секунду, получалось, что крепостная артиллерия являлась больше психологическим оружием, стреляющим, как придётся. Однако мишень со щитом, большая стрела однажды прошила насквозь с трёхсот шагов. Если б это было не единственное попадание из трёх дюжин выстрелов в течение пяти дней, можно было б гордиться.

После всех испытаний мы собрались со строителями в замке Пахома Ильича, где в главном зале находился макет крепости. Предмет разговора был один.

– Нужно переделать башни. – Я достал лист ватмана с чертежом Угольной башни и прикрепил его на стену. – Бойницы слишком узки для привезённой артиллерии.

– Если расширить, то стрелков посекут стрелами. Семь аршин высота, а если осадную башню подведут, чем пруссов прикроешь, а? – Никифор, ведущий строительство с самого начала, пользовался огромным уважением у собратьев по ремеслу и высказался первым.

– По льду, башню? Да не выдержит лёд, – ответил я строителю, сдерживая улыбку.

– Это ты так думаешь. Немец только верхушку прикроет. На два бревна поставит и как на санках подкатит.

Никифор подошёл к печке, подобрал несколько щепок, связал их бечевкой и через три минуты, на макете, поставил свою конструкцию, как раз напротив очередного оратора.

– Если хочешь свои придумки на башнях держать – воля твоя. Я бы к внутренней части стены пристроил клеть из брёвен, с открытой площадкой, а на неё поместил пороки. С неё супостата разить будет сподручнее. – Федот из Чернигова обрезал ножом толстую ветку и притулил её к стене.

– Может, так и сделаем, а пока кусок крыши над бойницей надо разобрать. А Пахомовскую башню к началу навигации придётся оставить только с навесом. Она весь фарватер держать под прицелом сможет. Это потом. Вы мне скажите, уважаемые, осилите ли стены каменные? Нет? Я так и думал. Идём дальше. За арки и всё, что связано с каналом, ответ держат южане. Самое слабое место сейчас – решётка. Она мне не нравится. Это какое-то убожество из жердей.

– Так вроде железную привезли, чем она плоха-то? – Илья был у них старшим, вот и возмутился.

– Надо, чтобы решётка поднималась и опускалась. Если это сложно, то сделайте ворота. – Меня начало раздражать самомнение зодчих. Собственные промахи и ошибки были так туманны и неразличимы, а чужие бросались в глаза, что не высказаться о запруде, которая, по моему мнению, должна будет принести немало бед – не смог.

– А на кой ляд они сейчас нужны? Мы церковь ещё не достроили, эту б решётку туда, я и место присмотрел. – Южанина звали Огрызко. Склочный киевлянин больше ныл, чем работал, но почему-то был в авторитете у своих.

– Шапку сними, когда со мной говоришь. Ты что, совсем опух на дармовых харчах? Или думаешь, тебя тут вечно кормить будут? Сказано поставить решётку – будешь ставить, а всё остальное… вас ещё за это чудо, – замок Ильича ни капельки не напоминал оборонительное сооружение, был нефункционален, состоял из многих мелких комнатушек и имел низкие, зато арочные потолки, – выдрать надо. Тут крепость, а не богадельня.

Огрызко не стал снимать своей шапки, так и сидел, с покрытой головой. И вместо того, чтобы проявить уважение, ляпнул:

– Я Пахому Ильичу пожалуюсь, он нас уважает. Мы с ним, а не с тобой ряд положили.

– Пошёл вон! В ОБСЕ ещё пожалуйся, там таких слушают.

– И пожалуюсь! – уже на ходу буркнул Огрызко, зацепился шапкой за дверной проём и обнажил ловко зачесанную плешь.

Не обращая внимания на ретировавшегося скандалиста, я продолжил:

– Считаем, что с аркой и решёткой разобрались. Так, Илья?

После ухода Огрызко Илья почувствовал себя более уверенно и даже спину выпрямил.

– Сделаем. С утра начнём, а с той стороны на лёд мостки положим и камнем засыплем.

– Теперь о самом главном. За то, что успели столько построить, каждому из вас, кто сидит за столом, жалую по перстню с самоцветом. – Увесистый кошель оказался у меня в руках, оттуда было извлечено одно украшение, а остальное перешло в мозолистые руки зодчих. – Пусть каждый, кто спросит, что он означает, получит ответ – награда за добросовестный труд, за строительство Орешка.

Утром строители так и не начали менять решётку – было не до того. Сразу после завтрака обнаружилось, что исчез Огрызко. Причём шапка и топор так и остались лежать в пристройке домика, где жили киевляне, к ним никто не прикоснулся. Сбежавший, никогда строителем и не был. Полтора года назад мастеровые что-то перемудрили и стена выстраиваемой ими церкви рухнула. Был скандал, а Огрызко каким-то образом сумел отмазать зодчих, в результате чего стал их хозяином. Мечты быть поближе к местам с крупными капиталами завели мерзавца в Новгород, откуда он собирался отправиться на запад, подальше от Руси, да только Удо раскусил нечистого на руку киевлянина и от гнили избавился, сплавив к Пахому Ильичу.

* * *

В роскошном плаще из меха выдры, пригодном как для дождя и липкого снега, так и для пурги в крепчайший мороз, в сопровождении оруженосца, всадник буквально влетел во двор усадьбы в Копорье. Остановившись перед крыльцом, наездник спрыгнул с лошади и направился к крыльцу дома, где уже три недели, проклиная всё на свете, нашёл пристанище один из самых влиятельных и уважаемых людей на всём побережье Балтии. В строящемся замке было слишком шумно, а гость любил тишину.