Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски

Своим подчиненным в Гааге Эйхман велел аннулировать разрешение на поездку в Италию, выданное голландской еврейке. Этого якобы потребовало итальянское правительство, которое в действительности вовсе не стремилось помогать Германии в «окончательном решении еврейского вопроса». Эйхман писал, что женщину следует направить на восток «для выполнения трудовой повинности».

– То есть в Освенцим, – уточнил Лесс.

– Это… это… была наша работа, – пробормотал подследственный, а преодолев первоначальную растерянность, вернулся к своим обычным заверениям: подобные решения не принимались им лично, он лишь следовал инструкциям. Не дай он такого распоряжения, это сделал бы другой человек, заняв его место. Люди, от которых действительно что-то зависело, находились на более высоких ступенях.

– Я вообще ничего не решал, – заключил Эйхман.

Бывший гестаповец всячески пытался доказать, что он не был убийцей ни на деле, ни в помыслах, однако настойчивость следователя не позволяла ему добиться сколько-нибудь значимого результата. Лесс пришел к выводу: все усилия подследственного направлены на то, чтобы скрыть «холодное изощренное коварство, с каким он планировал и осуществлял истребление евреев».[430] Предстоящее судебное разбирательство давало Эйхману возможность еще раз озвучить свои оправдания, и ему лишь оставалось надеяться, что аудитория, которая будет слушать его в зале и вне зала, окажется восприимчивей, чем Лесс.

* * *

«Мыслить – занятие опасное»,[431] – заявила философ Ханна Арендт в интервью, которое дала французскому правоведу Роже Эррера в 1973 году, за два года до смерти. Во всяком случае, она сама, еврейка, рожденная в Германии, действительно рисковала, принимаясь за цикл из пяти статей о суде над Эйхманом для «Нью-Йоркера», а потом и за книгу «Банальность зла»,[432] опубликованную в 1963 году.

Заявив, что обвиняемый выполнял функцию «главного конвейера»,[433] обеспечивающего транспортировку евреев в концентрационные лагеря, Арендт представила его как часть убийственного механизма, но не как демоническую личность. Такой взгляд вызвал одобрение одних читателей и резкое осуждение других, в первую очередь евреев, многие из которых объявили Арендт бойкот до конца ее жизни. Споры вокруг выдвинутого ею тезиса продолжаются по сей день. Каких бы позиций ни придерживались спорящие, в основе дискуссий о фашизме и природе зла зачастую оказывается предложенная Ханной Арендт оценка личностных качеств Эйхмана и мотивов его действий.

Корреспондент «Нью-Йоркера» прибыла в Иерусалим незадолго до начала слушаний. Помощник прокурора Бах сразу же выразил желание с ней встретиться, но через два дня получил ответное сообщение, что она пока не готова разговаривать с представителями обвинения. Тем не менее он распорядился, чтобы ей дали возможность ознакомиться со всеми материалами дела, включая объемистые папки со стенограммами допросов, которые вел Лесс.

Арендт изучила их с большим вниманием и интересом. Ее задача заключалась не только в том, чтобы объективно осветить происходящее для читателей «Нью-Йоркера», но и в том, чтобы составить собственное представление о подсудимом. И она не намеревалась позволять никому, особенно обвинителям, влиять на ее точку зрения.

Кроме того, она, возможно, изначально стремилась прийти к такому заключению, которое вызвало бы максимально напряженную дискуссию. Десятью годами ранее она с большим успехом опубликовала книгу «Истоки тоталитаризма»,[434] где показала, как Гитлер в Германии и Сталин в Советском Союзе при помощи террора и пропаганды создали системы, попирающие традиционные иудео-христианские ценности. В этом же труде много говорилось о причинах антисемитизма.

Интерес к этим темам является естественным следствием обстоятельств жизни автора. Арендт родилась в 1906 году, росла в Кёнигсберге и в детстве, как она позднее призналась в одном из интервью, крайне редко слышала слово «еврей». Отец умер молодым, мать была атеисткой. Вероятно, Ханна довольно долго не знала бы о собственной этнической принадлежности, если бы другие дети не «просветили» ее своими антисемитскими замечаниями. В 1933 году, после прихода Гитлера к власти, Арендт бежала из Германии. «Если на вас нападают как на еврея, вы должны защищаться как еврей»,[435] – говорила она впоследствии.

Обосновавшись во Франции, эмигрантка помогала переправлять еврейских подростков из Германии и Польши в Палестину. После того как в 1940 году гитлеровские войска оккупировали Францию, Арендт снова пришлось бежать – на сей раз в Соединенные Штаты, где она начала новую жизнь.

Несмотря на свои прежние связи с сионистским движением, со временем Арендт стала резко критиковать политику Израиля и его лидеров, в первую очередь выходцев из Восточной Европы, занявших в молодом государстве основные руководящие посты. Следствием этого явилась личная неприязнь Арендт к главному прокурору Хаузнеру, которого она назвала «типичным галицийским евреем с ментальностью узника гетто».[436]

Слушания начались 11 апреля 1961 года, и занятая им позиция сразу же вызвала критику со стороны Арендт. Хаузнер стремился продемонстрировать всем, что преступления, совершенные подсудимым, ужасны, что Эйхман ответствен за них лично и что он всегда был ярым антисемитом. Однако ум Ханны Арендт выстроил совершенно иную картину. В своем последнем телевизионном интервью философ объяснила: «Одна из моих главных задач состояла в том, чтобы разрушить миф о зле как о великой демонической силе».[437] Ранее она заявляла: «Если есть в мире человек, напрочь лишенный даже намека на демоническую ауру, то это герр Эйхман».[438]

В своих статьях, а позднее и в книге Арендт изобразила бывшего нациста как серого функционера с невысоким уровнем интеллекта. Отмечая его неспособность сказать хоть одно предложение, которое не было бы штампом, она пишет: «Чем дольше слушаешь Эйхмана, тем яснее становится, что неразвитость его речи тесно связана с неумением мыслить, особенно с позиции другого».[439]