Династия Бернадотов. Короли, принцы и прочие... - Стаффан Скотт

Это место, прежде чем стать популярным в народе музеем, было домашним очагом, который являл собою произведение искусства, и тамошняя жизнь тоже в не меньшей степени была произведением искусства. Принц охотно и часто собирал у себя небольшие избранные компании, устраивая изысканные обеды. Долгие годы он усердно вел переписку с многими друзьями. И все-таки явно был человеком одиноким. Где в его жизни любовь? Женщины? Или было что-то другое? Принц тщательно оберегал эту часть своей жизни, и известно нам очень мало.

В своих картинах и письмах он предстает как человек сдержанный, умеющий обуздывать свои страсти (и в картинах претворять их в полноценное художественное выражение). В шестьдесят лет у него случился долгий «флирт»; как тогда говорили, с настоящей femme fatale[135]. Этюд обнаженной натуры студенческих времен в Париже — «Лежащая натурщица» (1887), которая так ему нравилась, что он повесил ее в Вальдемарсудде, — проникнут откровенной эротикой, удивительно, как он рискнул показывать его своей религиозной матери. Необычайно тесная связь с матерью — важная деталь; Евгений часто писал полные любви письма этой несправедливо презираемой немке («Немке с юга!» — нередко повторял он, подчеркивая, что в ней нет ничего прусского), которая помогла ему добиться разрешения стать художником. В Вальдемарсудде у него был настоящий материнский алтарь с роскошным портретом королевы Софии кисти Цорна[136] и неизменным морем цветов под ним в горшках, вылепленных им собственноручно (их продажа много лет финансировала выставки в Вальдемарсудде), поскольку доступная керамика не сочеталась ни с цветами, ни с роскошным цорновским портретом.

Папенька Оскар висел слегка в тени, в том же помещении.

Самый живучий слух о принце Евгении касался не гомосексуализма, хотя в свое время имелись и такие спекуляции, нет, речь идет о молодой красивой женщине, изображенной слева на картине Рикарда Берга «Северный летний вечер», — о певице Карин Пюк. Сперва на картине была она одна, и, только завершив эту часть, автор написал принца. То есть на самом деле они даже не позировали сообща. Но картина суггестивна, и пошли слухи, что для певицы существовал подземный ход на Вальдемарсудде, — на самом же деле она уехала в Америку еще до того, как Евгений выстроил картинную галерею, где вправду есть подземный ход.

Прочим слухам о принце Евгении, видимо, способствовало то, что несколько раз он приезжал из Франции в сопровождении «богатого французского писателя-гомосексуалиста», однако нежные чувства последний питал к прежнему министру по делам культа и просвещения, артистичному сыну автора «Однокашников» Гуннара Веннерберга[137], тоже Гуннару, о чьих отношениях с французским писателем родители, вероятно, понятия не имели. Такие были времена.

В превосходной биографии Евгения, написанной Эриком Веннерхольмом, есть любопытный пассаж, где мы узнаем от художницы Ингрид Рюдбек-Цур (жены Хуго Цура[138]), что принц «привязался к Хуго Цуру еще и потому, что в юности тот был красив, а принца явно тянуло к молодым, красивым мужчинам, поскольку это отвечало его эстетическому чувству». Цитированная фраза в ту пору вовсе не подразумевала ничего, кроме сказанного. Обычный мужчина вполне может эмоционально питать слабость к красивым мужчинам, но не обязательно спит с ними.

Однако если при жизни принца Евгения слухи большей частью говорили о женщинах, то ныне среди тех, кто им интересуется, похоже, преобладает мнение, что он имел гомосексуальные наклонности. В частности, ссылаются на то, что это заметно во многих приобретениях для Вальдемарсудде. Но чувствуется, что уважение к принцу Евгению, тепло, каким volens nolens[139] преисполняешься, чем больше узнаёшь его личность, удерживало многих людей от домыслов по поводу склонности, которая при его жизни была не только табуирована и постыдна, но даже запрещена законом. Тем не менее об этом открыто написала Ингер Валё, которая в своем вневременно́м и живом романе об Андерсе и Эмме Цорн изображает принца бисексуалом и позволяет ему завести связь с Эммой Цорн. Основывается Ингер Валё на том, что Андерс Цорн очень ревновал и был недоволен как частыми визитами принца, так, видимо, и тем, что писательница позволила Эмме эту радость. Какова бы ни была частная жизнь принца Евгения, он определенно очень ее оберегал.

Забавно и неожиданно в жизни принца Евгения его многолетнее близкое общение с Эббой Бонде, как бы далеко оно ни заходило. Как дочь старшего Маркуса Валленберга, а стало быть, сестра Маркуса (мл.) и Якоба, она принадлежала к безусловной финансовой аристократии Швеции и через замужество породнилась с безусловной же родовой знатью, так как вышла за Карла Бонде по Хёрнингсхольм, который был двадцатью пятью годами старше ее и женат ко времени их знакомства. Она обожала развлечения и до, и после свадьбы, и ее описывают как воплощение «веселых двадцатых». Знакомство с принцем Евгением состоялось в конце двадцатых годов, когда ей было тридцать, а принцу Евгению за шестьдесят, и фактически она не единственная из молодежи, кому нравился очень стильный тогда принц, — но она сумела вовлечь его в развлечения! Он даже посещал танцкласс, чтобы научиться современным танцам, насмешливо объясняя это тем, что не хочет выглядеть неуклюжим в обществе своих племянниц. (Кто разучивает танго, чтобы танцевать с племянницей?)

Они вместе путешествовали, ходили по ресторанам, она играла с ним в гольф, а он учился у нее играть в теннис, что вызвало у старика Густава V братский восторг. «Неужто она и на это его подвигла?» — якобы сказал ветеран лаун-тенниса. Короче, молодая дама расшевелила старого, хорошо сохранившегося принца. Тут ему можно только позавидовать. По крайней мере одна женщина в его жизни уж точно была.

Эбба Бонде — суперзвезда той поры, когда даже понятия такого еще не существовало. Карл Герхард называл ее «скульптурой на ростре роскошной, расцвеченной флагами увеселительной яхты светской жизни», тогда как Банг, пообедав у нее и заметив: «Эверт Таубе[140] пьет там по утрам пиво», сказала, что она «совершенно непринужденная, не скованная условностями, человек как человек».

Позднее, во время войны, Эбба Бонде много делала для детей-беженцев, но у нее возникли проблемы с психикой — от перенапряжения или отчего-то другого. В 1945-м, на восьмидесятилетие принца, из лечебницы ее не отпустили, несмотря на все уговоры и просьбы принца и ее опекуна. Веселые двадцатые часто заканчивались печальным эпилогом.

За свою активную помощь беженцам Эбба Бонде попала в энциклопедический словарь издательства «Бониер», а за свои веселые эскапады в развлечениях десятилетием раньше — в куплеты Карла Герхарда, что многие полагали еще большей честью. Умерла Эбба Бонде в 1960-м.

Сам принц Евгений имел серьезные проблемы со здоровьем в среднем возрасте, в частности перенес операцию по поводу опухоли позвоночника, от которой оправился лишь через год. В старости его донимала прогрессирующая глухота, наследственная у Бернадотов. Тому, кто полагает, что назойливая гласность о королевских особах — явление позднее, не мешает знать, что, когда у старого принца в конце тридцатых годов возникли тривиальные, но не очень-то веселые недомогания, обычные у пожилых мужчин и требующие визитов к врачу, в газетах сороковых годов писали о его катаральном цистите или неприятностях с простатой, закончившихся операцией. Да-да, конечно, отчеты врачей суть способ избежать слухов. Только выглядит это глупо.