У всякой драмы свой финал - Валерий Пушной

Охранники были поражены. Когда прихрамывающий попытался остановить девушку, она ударила его так сильно, что он не смог сдержать себя и тоже стукнул ребром ладони по ее шее. От его удара она растянулась на полу. И это сразу отрезвило Нарлинскую.

Она приникла животом к ковру, сжимая зубы, уткнулась лицом в его мягкий ворс. Лежала неподвижно, пыл быстро сходил с нее.

Охранник наклонился над нею, тронул за плечо:

— Эй, ты живая, актрисулька? — повернулся к напарнику с женским лицом. — Слушай, Санек, я не зашиб ее?

— Такие, Толян, живучи, как кошки! — хохотнул Санек, шевельнув узкими покатыми плечами.

— Посмотри, чего она разлеглась?

Санек подошел к Нарлинской, рывком перевернул на спину, встретил злые глаза, отшатнулся:

— Чего развалилась?

— Вы за это поплатитесь! — огрызнулась она.

Санек хмыкнул, почесал впалую грудь и выпрямился над Евой:

— Ты посмотри, Толян, артисточка еще грозит.

— Живая? Ну и пусть лежит. На ковре мягко! — мотнул шевелюрой Толян.

Санек отошел от Нарлинской и вместе с Толяном вышел в прихожую, где оба сели на стулья. Ева продолжала лежать на спине, ногами к открытой двери, широко разбросав их, чтобы привлечь внимание парней.

Парни посматривали из прихожей, переглядывались и хмыкали. Такая красавица определенно не могла не нравиться.

Это Еве было на руку, надо было только определить, какому из двоих парней она нравилась больше, или кто из них был менее устойчив, а затем пустить в ход свое искусство обольщения.

Нарлинская не собиралась долго сидеть взаперти в этой квартире. Она решила немедленно начать действовать.

Медленно села, полы халата разошлись, согнула ноги в коленях, раздвинула, глянула исподлобья на парней, быстро вышла из недоброжелательного образа, улыбнулась и сменила тон голоса обычным мелодичным и приятным:

— Мне больно, Толян.

— Сама виновата, — отозвался тот.

Ева надула губы, как обиженная маленькая девчонка, перевела невинный кроткий взгляд на Санька:

— У парней почему-то всегда девушки виноваты. Ты хотя бы, Санек, заступись за девушку. Из вас двоих кто-нибудь меня может пожалеть? Или вы оба бесчувственные деревяшки?

Санек с нежеланием оторвал глаза от ее раздвинутых ног, нехотя повел взглядом по полу:

— Смотри, какой бардак учинила, разбросала все! Вставай, артистка, прибирайся! Или в театре тебя не учили блюсти порядок?

— Помоги подняться, Санек, — она протянула к нему руку.

Тот заерзал на стуле, покосился на напарника и не поднялся:

— Ты что, сама без рук? — усмехнулся и похлопал себя по коленям.

Тогда Ева повела рукой к Толяну и попросила того:

— Толян, ведь это ты меня ударил! Опрокинул на пол. А мог бы на руках перенести на диван. Не хочешь искупить вину?

— Не болтай, актрисулька! — Толян поднялся со стула и прикрыл дверь, чтобы не видеть ее.

Итак, первая попытка Нарлинской оказалась неудачной. Но она не расстроилась. Поморщила лицо и сама поднялась с пола.

По извилинам мозга побежала мысль, что даже если она не сможет обработать парней, как задумала, все равно должна найти выход из положения. Должна вырваться из этого капкана. Злость на Корозова вспыхнула в душе с новой силой. Ева заскрипела зубами, бросилась животом на диван и стала думать.

К вечеру в театре началась суматоха. Близилось время начала спектакля, а Нарлинская не появлялась. Дорчаков торопливо наметил замену. И теперь уже не Андрей, а Антон обзванивал всех и спрашивал про Еву.

Телефон Нарлинской не отвечал. Дорчаков нетерпеливо то развязывал у себя на горле косынку, то опять завязывал, руки не могли найти покоя. Через короткие промежутки времени сам бегал к дверям гримерной Евы, дергал за ручку и всякий раз раздраженно возвращался ни с чем. Негодование росло и становилось безразмерным.

За несколько минут до начала спектакля, когда зал уже был заполнен зрителями и гул в нем начинал стихать в ожидании подъема занавеси, Антон забежал в свой кабинет, полавировал между мебелью, посмотрелся в зеркало, привел в порядок свой экстравагантный вид, и набрал номер Думилёвой. И пока шли звонки, ругал Еву, на чем свет стоит:

— Гнать, гнать, гнать в шею надо! Захвалили, зацеловали, зарекламили! Создали миф, а теперь этот миф палки в колеса вставляет, соки из нас выжимает! — звонки прекратились и отозвался грубый голос Евгении. Антон затараторил. — Мадам, твоя протеже свинью подложила, на спектакль не явилась, я замену выставил!

— Ты что городишь, дурак, где она может шляться? — раздраженно осадила его Думилёва.

Дорчаков с внутренним злорадством отфутболил назад:

— Тебе, Евгения, лучше знать об этом! Кстати утром ее разыскивал Андрюша.

— Знаю! Он звонил мне! И что, до сих пор не нашел ее? Куда она запропастилась? Вот я ей устрою выволочку! Ты Андрюхе давно звонил? Может, все-таки он ее отыскал?

— Недавно звонил. Никаких следов! — и тут же вкрадчиво подбросил новую идею, он хорошо знал, что всякие угли надо сначала раздуть, чтобы потом ярко разгорелось. — Не пришла ли пора заменить Еву, мадам, ротацию кадров, так сказать, совершить?

— Молчи, дурак! — прикрикнула та на него, как на сумасшедшего, решительно отвергая предложение.

Однако Антон продолжал точить ее мозг, как вода камень:

— Ты могла бы подобрать ей лучшую замену. У тебя ведь глаз — алмаз, — он без всяких экивоков определенно намекал на Ольгу. — Надоело мне с Нарлинской возиться, мадам, свежая кровь театру нужна!

Но Думилёву только больше рассердило его гудение:

— Молчи, пока не щелкнула тебя по носу! А то заменю Главрежа, вот тогда и появится свежая кровь!

— Без меня тебе трудно будет, мадам! — вздохнул в ответ Дорчаков. — Кто лучше меня чувствует твою возвышенную душу, Евгения?

Та снова оборвала его на полуслове:

— Ты про душу лучше со сцены болтай, а мне давай дело! Ишь, новый Печорин нашелся! Я тебе не княжна Мери, меня охмурить не получится! Сейчас я приеду! — и она отключила телефон.

Антон тут же набрал номер Андрея и сообщил:

— Ева так и не появилась, Андрюша. Спектакль начнется с заменой.

Андрей был в трансе.

Следом Дорчаков как бы между прочим спросил:

— Ты веришь, что мадам не знает, где Нарлинская? Сейчас я разговаривал с Евгенией, уж очень она защищала Еву по телефону, подозрительно как-то.

Ватюшков помолчал, собираясь с мыслями, отозвался:

— Я никогда даже самому себе не верю! — снова сделал паузу. — Мои пацаны весь город на дыбы поставят! Найдут! — его голос напряженно заматерел и заклокотал, как будто перекатывались мельничные жернова.