В моих руках. Захватывающие истории хирурга-онколога и его пациентов, борющихся с раком - Стивен А. Кёрли

Женщина от души посмеялась и уверила, что не планирует превращаться в профессионального серфера. Она начала свой собственный консалтинговый бизнес, поняв, что хочет наслаждаться простой и менее напряженной жизнью. Больная планирует продолжать заниматься своим хобби, жить полноценной жизнью, добровольно помогать другим и наслаждаться каждым днем. Отличный план! Я похвалил ее и немного запоздало торопливо добавил: «О да, все Ваши анализы и снимки в норме. Все выглядит отлично». За этой новостью последовало второе объятие. Пациентка пообещала держать меня в курсе своих приключений, а я – наслаждаться жизнью, выучив преподнесенный урок.

Некоторые люди живут в постоянном страхе и опасениях после установления потенциально опасного для жизни диагноза. Другие, как эта молодая леди, переосмысливают свою жизнь. Я понимаю оба варианта, но привожу эту молодую даму пациентам в пример, если вижу, что беспокойство и неуверенность мешают им наслаждаться повседневной жизнью. Эта больная прекрасно понимает, что ее рак молочной железы может вернуться, но она не позволяет этому знанию влиять на ее жизнь. Честно говоря, никто из нас не знает, сколько дней нам осталось ходить по этой земле. Каждый день – это праздник.

Лови волну.

Сострадание: беспокойство и сочувствие страданиям или несчастьям других.

В новой или незнакомой компании для собственного же комфорта следует соблюдать определенные негласные правила поведения. Если вы не на митинге в поддержку своего любимого кандидата, не стоит начинать с незнакомцами беседу о политике. Разговор о религии за пределами церкви тоже не подходит. Мы чаще всего выбираем социально приемлемые, банальные, безопасные темы:

«Ничего себе, жаркая погодка в этом месяце!»

«После всех этих ливней мой задний двор буквально по колено в воде!»

«Как Вы думаете, [назовите здесь свою любимую спортивную команду] победит в эти выходные?»

«Кем вы работаете?»

Последний вопрос задается чаще всего. С него разумней всего начинать беседу, ведь потом можно развивать эту безопасную тему бесконечно:

«Это семейное дело, или вы первопроходец?»

«Как долго вы этим занимаетесь?»

«Ну и дела, должно быть жутко интересно!»

Но только не в моем случае. Еще 5–6 лет назад я прямо отвечал на подобные вопросы: «Я хирург-онколог. Оперирую пациентов с раком печени, поджелудочной железы и желудочно-кишечного тракта».

Мне бы хотелось, чтобы в этот момент людей снимала скрытая камера. Обычно у собеседников поднимаются брови, они начинают быстро мигать, улыбки исчезают, и люди начинают нерешительно переступать с ноги на ногу. После некоторого размышления собеседники покашливают и меняют тему. Некоторые извиняются, сообщая, что только что увидели человека, с которым они бы хотели поздороваться, и быстро отходят от меня, будто рак – заразная болезнь, а я – ее переносчик. Другие говорят что-то вроде: «О, это должно быть сложно. Как вы справляетесь с такими безнадежными больными?»

На сегодняшний день, когда новые знакомые спрашивают о моей работе, я предупреждаю их: «Вы уверены, что хотите знать?» Каждый раз они настаивают. И каждый раз я вынужден ответить. Несмотря на предупреждение, реакция та же. Это даже слегка веселит.

Многие рассказывают мне истории о своем личном онкологическом опыте. Редко можно встретить человека, который не сталкивался с раком у члена семьи, друга или коллеги. Или человек может сам оказаться нашим пациентом. Это распространенная болезнь, поэтому тема и вызывает такой эмоциональный отклик.

Недавно я беседовал с группой из семидесяти студентов-первокурсников. Нам, как членам факультета, было предложено поговорить с ними о различных направлениях в медицине. Я описал свою повседневную деятельность, а затем предоставил им возможность задавать вопросы. И, конечно же, я сразу услышал: «Почему Вы решили стать онкологом?»

Я часто поражаю людей своими эмоциями, когда отвечаю на этот распространенный вопрос.

«Это личное. Я презираю рак. Я ненавижу то, что эта тварь делает с людьми и их семьями. Когда я был резидентом, у одной из моих двоюродных сестер – 18-летней девушки, только-только поступившей в колледж, – была диагностирована саркома Юинга IV стадии. Сестра лечилась в университетской больнице, где я был резидентом. В течение 10 месяцев мне приходилось наблюдать, как она мучается от боли и ужасных побочных эффектов от лечения. Ее смерть была тяжелой. Я видел, что эта болезнь сделала с ней, моими тетей и дядей, родителями, моими двоюродными братьями и сестрами и, вообще, со всеми, кто ее любил. За все эти годы злость никуда не делась. Это неправильно, и мы, врачи, должны что-то сделать, чтобы предотвратить и вылечить рак».

Мрачная тишина. Мало кто может сказать что-то после такого монолога.

Иногда люди спрашивают, как я справляюсь с тоской и стрессом, когда у пациентов оказывается неоперабельный рак или когда их опухоль рецидивирует и метастазирует, несмотря на все наши усилия. В ответ я провожу аналогию с бейсболом. Даже величайшие нападающие в бейсболе тратят на удары только треть времени. Остальное время на поле они проводят в подготовке. Игроки среднего уровня ударяют и того реже. Я объясняю, что при некоторых раковых заболеваниях наше лечение соответствует среднему уровню бейсболиста высшей лиги, при некоторых – все намного хуже. Мы должны усердно работать, чтобы найти оптимальное лечение. К счастью, на сегодняшний день нам удалось разработать подходы к некоторым видам рака, которые превосходят по своей успешности даже лучших нападающих высшей лиги. Но мы до сих пор не излечиваем все новообразования.

Уход за онкологическими больными – непростая и эмоциональная работа. Несколько лет назад ко мне на прием пришла женщина лет пятидесяти, ошарашенная своим диагнозом колоректального рака IV стадии. Она всегда вела активный образ жизни, участвовала в многочисленных общественных и церковных мероприятиях и ранее не имела никаких проблем со здоровьем. Вместе с мужем больная воспитывала двух детей-подростков, которые вскоре должны были поступить в колледж. В последнее время пациентка начала сильно уставать. Когда женщина заметила в стуле примесь ярко-алой крови, она обратилась к семейному врачу, который направил ее к гастроэнтерологу. В ходе колоноскопии в левой части толстого кишечника была обнаружена опухоль, которая не перекрывала просвет кишки. Гастроэнтеролог заказал компьютерную томографию ее грудной клетки, брюшной полости и малого таза. К сожалению, при сканировании в печени пациентки было обнаружено пять метастазов размером с лимон.

Женщину немедленно направили к врачу-онкологу, который назначил ей химиотерапию: шесть курсов двухдневных внутривенных инфузий каждые 2 недели. Затем он отправил пациентку ко мне. Эта женщина и ее муж были хорошо образованными людьми, которые уже много прочитали о ее болезни. Они пришли подготовленными, задавали множество вопросов, и я подробно отвечал на каждый из них. У больной прекратились кровотечения из первичной опухоли в толстой кишке, и компьютерная томография показала, что рак толстой кишки заметно уменьшился в размерах. Пять метастазов в печени также стали меньше, но одна опухоль располагалась очень близко к правой воротной вене и печеночной артерии, обеспечивающей кровоснабжение правой доли печени. Еще один метастаз обрастал правую печеночную вену. Мы долго беседовали о возможностях хирургического лечения, и я рекомендовал сначала удалить правую долю печени. Первичная опухоль значительно уменьшилась в размере и никак себя не проявляла, а я был обеспокоен тем, что в период восстановления после резекции толстой кишки метастазы в печени могут вырасти и стать неоперабельными. Пациентка приняла эти аргументы и согласилась со мной.