Очень древнее Зло - Екатерина Лесина

даже. Туман впереди, расщелина, а за нею — город. Тот, в который мне нельзя, но и не пойти я не могу.

— Может, и так… я видела, как они познакомились. Мама и отец. Она гуляла… её редко выпускали на прогулку. Но там особый случай. Они ждали гостей. Но не отца. Маме выбрали жениха, то есть… не совсем. Её бы не отдали замуж, — Теттенике потерла глаза. — Странно все. Там казалось таким правильным. Единственно возможным. Город…

Я поднялась и подала руку.

— Оказывается, дар… он у нее был слабый, а я вот… — Теттенике осторожно коснулась пальцев и встала. — Ехать надо.

Ну да.

А то еще подвиг без нас совершат. Или умрут. Тоже без нас. Последнее почему-то было особенно обидным.

Драссар сам подошел, вздохнул и, глядя на меня, покачал тяжелой головой.

— Мне кажется, — поделилась я опасениями, а не опасаться огромной тварюки было бы неразумным, — Я ему не нравлюсь.

— Конечно. Ты же демон.

Ну да, можно подумать, я выбирала.

Теттенике погладила жеребца.

— А я уже и не боюсь. Почти. Меньше, чем раньше… знаешь, брат говорил, что мне не обязательно замуж выходить, что мир велик, что я могу найти в нем место. И я думала, что он действительно велик.

— А разве не так?

— Ты просто не видела. Тьма… не важно, какой он, большой или маленький, она весь поглотит.

— Тогда поехали, — я опять зевнула. И сумку подняла. Где-то в ней было сушеное мясо, и хлеб. И еще что-то. — Пока не начала.

И мы поехали.

Нет, не сразу, потому что… хватило мелких насущных дел. Но все-таки собрались быстро. И драссар, пусть косился на меня недобро, но не делал попыток сбросить. Спасибо ему за это.

Я сидела на широченной спине коня.

И думала.

Думала…

Я тоже ведь видела сон.

Красивый.

Я в белом платье, том, из свадебного каталога, что попался как-то в руки, то ли в парикмахерской, то ли еще где. Главное, места не помню, а вот каталог — очень даже. И то, что страницы были мятыми, одна даже надорванная, и что пахло от него химической ванилью. И… многое иное.

А еще помню платья.

И тоску, потому что платья были воздушными и волшебными, а я — обыденной.

Но во сне на мне было это вот платье. Воздушное. Волшебное. Такое, которое сидит именно так, будто для меня сшито. Длинные перчатки.

Фата.

И букет в руках.

Храм.

Молчаливый и торжественный. Ожидание… оно тянулось, тянулось. Я была одна, в том храме, и стояла, ждала его. А он все не шел и не шел. И в какой-то момент я поняла, что меня бросили.

Понимание было острым. И боль.

И…

Тоже кошмар, если подумать. Или не кошмар, а предупреждение? О том, что не стоит строить планов? И вовсе не потому, что мир поглотит тьма. А потому что… потому что кто я? И кто Ричард? И… любовь? Мы знаем друг друга пару недель. Какая любовь?!

Просто… обстоятельства.

Проблемы.

Проблемы всегда сближают, это вам любой психолог скажет. И в журналах то же пишут. А еще мы одиноки, оба. Вот и… приняли симпатию за нечто большее.

Вообще, конечно, странновато сидеть и думать о таком, когда мир на краю гибели, и когда вправду того и гляди все умрем. Но не думать не выходит.

Женская душа — дело такое.

Ей только дай повод пострадать.

А сизая хмарь, окружавшая нас, развеивалась. И в ней-то, в пустой, проступали все те же горы, только какие-то более обыкновенные, что ли? Камни громоздились на камни, поднимаясь выше и выше. Иногда сквозь них пробивалась сизая трава или тонкие штыки деревьев.

Мертвых.

И дорога была мертвой. И… и город. Он появился как-то вдруг, будто пелена сползла, выставляя на свет божий ломаные колонны. Колонны стояли некогда вдоль дороги и, наверное, это было красиво, а может, и смысл какой тайный имелся. Но теперь от них остались куски. Дальше дорога уходила вниз, и колонны сменялись развалинами домов.

А еще дальше, за ними, в лучах предрассветного солнца, белел сам Проклятый город.

— Дошли, — тихо сказала Теттенике. И голос у нее был обреченный. — А умирать-то как не хочется.

— Кому хочется. Постараемся выжить. Как-нибудь.

Как-нибудь…

Странно, что страха не было. Того, глубинного, который сковывает по рукам и ногам, мешая дышать, думать, делать хоть что-то.

А ведь она видела.

Снова.

Или это все-таки был сон? Про город-то нет. Город существовал. Там, в Степях… надо будет отцу рассказать. И остальным тоже. Поверят ли?

Добрые ахху.

Благословенные. Они ушли от людей, пытаясь сберечь это благословение, отчего-то решив, будто закончится оно, если делиться.

Вот и выстроили.

Или нашли?

Город был старым. Может даже его построили задолго до того, как степь заселили золотые табуны кагана. Теттенике не знала. Матушка её тоже.

Она просто жила.

Там, внизу, поднимаясь наверх очень и очень редко. И нет, она не страдала. Нельзя тосковать по тому, чего не знаешь. А она не знала. Ни простора, ни свободы. Только камень, украшенный сложными рисунками, которые давно перерисованы на пергамент, сокрыты, спрятаны даже от своих.

Глупость какая, хранить ради хранения.

Но Теттенике не могла отделаться от мысли, что ей позволили увидеть больше, чем стоило бы. Зачем? Если они и вправду…

Нет, не стоит думать о смерти.

А город все ближе… интересно, а здесь её дар вернется? А тело? И если да, то что она сможет? Ничего по сути. Ей позволено видеть и только-то.

Она и видела. Во сне.

…ночь. И луна тонким серпом, даже не серп — нить, что едва-едва растворяет свет. Пение сестер, которые готовят к важному. Сегодня ей предстоит разделить ложе с мужчиной.

Страшно.

Наверху ветер. И запахи. Много и разных. От них кружится голова. Или от зелья, которое ей поднесли? Страх ведь велик, но и долг тоже. Она не имеет права осиротить добрых сестер. Она должна родить.

Дочь.

Обязательно дочь.

Так заведено.

Драссар прибавляет шаг. С горы идти легко, да и дорога ровная, будто полотно расстелили.

…белые простыни. И приказ ждать. Она и ждет. Долго. Так ей кажется, а потом встает все-таки и уходит. Куда?

Видение.

Они случались очень редко, и сестры шептались, что благословенная кровь слабеет. И потому надо бы жертву поднести, а то и вовсе обряд.

Над дочерью.

Силу ведь тоже можно передать. Соединить. Две силы — это больше, чем одна. А она слышала. Просто не думала, что это о ней.