Книга не о любви - Карен Дуве

— А это что такое? Разве такое можно держать на полке?

— Почему нет?

— Ты еще спрашиваешь? Это все равно как если бы ты включил в свою музыкальную коллекцию пластинку «Поп-эксплозьон».

— Мне ее подарили. Книг у меня мало, вот я ее и поставил.

Вытаскиваю «Герман Гессе за пять минут» и швыряю на ковер вместе с хрестоматией. Хемштедт стоит рядом и смотрит на меня.

— Все равно я их не читаю. Не успеваю, потому что чуть ли не каждый день работаю до девяти. Не могу даже послушать диски. Все время покупаю новые, но большинство так ни разу и не послушал.

— Вот это, это и это. Все это не книги! — Швыряю на пол. — Ты хоть когда-нибудь смотришь на обложки? Даже не понимаю, как я могу любить такого как ты! Наверное, ты даже не замечал, что я тебя люблю?

— Почему же, я давно понял. Мне бросилось в глаза, что ты появляешься снова и снова. Мне казалось, что такое должно льстить. Мне вот льстило.

— Сама знаю, но можешь ничего себе не воображать. Дело не в том, что ты достоин любви, причина исключительно в моей неистребимой детскости. Ну и?..

— Что «ну и»?

— У меня есть надежда?

— Нет.

— Так я и думала.

— Ты все еще видишь меня во сне?

Я возвращаю на полку только что вытащенную книгу и медленно поворачиваю голову к Хемштедту. Смотрю ему в глаза.

— Я еще ни разу не видела тебя во сне. Я вообще не вижу снов. И даже не сплю. Я не спала еще ни одной ночи в своей жизни. Почему ты не можешь меня любить?

Он пожимает плечами.

— Мне кажется, что раньше я тебя боялся.

К таким вещам следует готовиться заранее. А я не подготовилась.

— Ты всегда говорила такие жестокие вещи. Как ушат холодной воды.

— А сейчас? Ты все еще меня боишься?

Хемштедт протягивает руку и двумя пальцами проводит по моей шее вверх до уха и обратно. Наверное, это единственное нежирное место на моем теле.

— Ты думаешь, что я стала до безобразия жирной, но это лишь видимость. Внутри я тоненькая, ранимая и желанная. Только этого не видно.

— Иди сюда, — говорит Хемштедт, берет меня за руку и ведет к своему дивану. Его нагое тело касается моей затянутой в мохнатую ткань руки. Сколько может быть времени? Два часа ночи? Снимаю халат, хватаю одеяло и быстро в него заворачиваюсь.

— Ну хорошо, ты вот очень красив, — начинаю на него наезжать, — и много это тебе помогло? По-крупному? Ты доволен своей жизнью? Счастлив?

— Нет, — отвечает он миролюбиво, — не особенно.

— Может быть, ты думаешь, что красота — это твоя заслуга, но на самом деле ты просто слишком труслив, чтобы показаться перед окружающими жирным и отвратительным.

— Может быть, — говорит Хемштедт, запускает руку под одеяло и пытается попасть под пижаму.

— Не надо. Нет. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Не можешь просто подержать меня за руку? Не трогай то, что под одеялом.

Хемштедт приспускает одеяло и начинает меня разглядывать. Злости в глазах нет. Они как окна в ночи: в них ты выглядишь гораздо лучше, чем на самом деле. Я едва сдерживаюсь, когда он меня разглядывает. Хемштедт обнимает меня, для этого ему приходится изогнуться, что выглядит унизительно, и полуложится на меня. Ощущать его — это здорово, но насколько было бы лучше, если бы я, стройняшка, могла почувствовать его тело по-настоящему, а не через двойной неопреновый слой жира. Я плачу. Плачу, потому что когда-то была молодой, красивой и стройной женщиной, сама не подозревая об этом. Уже тогда Хемштедт меня не любил. И если уж непривлекательной в его глазах меня делало и делает не тело, то это должно быть что-то выше моего понимания, и я никогда в жизни не смогу этого изменить.

— Не нужно плакать, — говорит Хемштедт и вытирает мне глаза кончиком одеяла. Он конечно же думает, что я плачу из-за него, и это правда.

— Я так тебя люблю! Мне хочется, чтобы этой любви не было, но у меня ничего не получается. Не буду действовать тебе на нервы, завтра уеду домой, исчезну.

— Нет, ты останешься, да ведь и мне завтра уезжать.

Он многому научился, теперь он здорово целуется, крепко держит мою верхнюю губу зубами, гладя по ней языком, накрывает своим большим ртом мой и касается моего сердца. Хочет произвести на меня впечатление. Я не должна раскаиваться в своей любви к нему. Целуется он на самом деле великолепно, даже если видно, как много он прикладывает усилий, чтобы все было хорошо. Все, чего я когда-либо желала, находится рядом со мной, да вот только само желание кажется пришедшим из недостижимо далекой тьмы. Слезы катятся из глаз просто так. Никак не могут остановиться. Эндшпиль отменяется из-за наводнения.

— Ты уже достаточно поревела, — говорит он наконец дружелюбно, но с легким налетом нетерпения, — теперь можешь сделать небольшой перерыв и поулыбаться.

— Не могу я улыбаться. Ты же сам сказал, что, когда я улыбаюсь, лицо мое превращается в одну сплошную гримасу.

— Правда, я это сказал? На меня очень даже похоже. Не зацикливайся, это все ерунда.

Хемштедт снова обнимает меня и ласково покачивает. Держит в руках громадную морскую свинью. Не хотелось бы мне увидеть эту картину со стороны. Если ты жирный, то в твоей жизни больше не может быть ничего прекрасного, нежного и романтичного. Ничего. И никогда. Твой внешний вид всё портит.

— Мне очень жаль, — говорит он, хотя ничего не понимает, — мне жаль, что ты так расстраиваешься.

Он продолжает меня покачивать, осыпает поцелуями мое лицо и начинает дышать чаще. Обнимаю своими толстыми ручищами его тело, такое молодое и красивое и так явно созданное не для меня. Вспоминаю про подтянутых элегантных женщин, пробегавших мимо нас в его фирме, и эта мысль лишает меня последних сил.

— Мне бы очень хотелось быть с тобой, но только если ты сама этого хочешь, — и он целует меня еще раз.

Он так хорошо умеет целовать! Плевать, что он это и сам знает. Хемштедт отпускает меня и, нисколько не смущаясь, стягивает с себя трусы. Я не смотрю. Шарит рядом с кроватью — там наверняка запас презервативов, — а потом одной рукой стягивает с меня брюки. Закрываю лицо руками. Ужасно. «Жалость, — проносится у меня в голове. — Он хочет переспать со мной только из жалости. Сейчас посмотрит на меня и поймет, что наделал». Без брюк все аргументы против меня. Хемштедт раздвигает мне ноги, встает между ними на колени и осторожно берет меня за локти, так что мне приходится отнять руки от лица и открыть глаза. Просто и естественно он охватывает рукой свой обтянутый розовым член, легонько дотрагивается до меня пальцами и тут же оказывается внутри меня. Я крепко держу его за плечи, руки скользят по его позвоночнику вниз, пробегают по ребрам, ощупывают накаченные мышцы живота. Прижимаюсь к нему, чувствую, какой он живой и сильный.